Меня раненого, немцы погрузили в грузовую машину, в которой сидели наши красноармейцы и немецкие солдаты, и о чём-то разговаривали. Везли меня в Невель, который находился неподалеку.
Там в школе немцы устроили лагерь для наших военнопленных. Участок перед школой был огорожен колючей проволокой, и на территории находилось много наших пленных. Внутри школы, на первом этаже, находились раненые военнопленные. Их тоже было много. Весь вестибюль был заполнен нашими лежачими ранеными. Меня бросили на кафельный пол и на этом всё закончилось. Я оказался в плену.
Здесь я встретил двух знакомых из своей части, один из которых был ранен. С неделю я провалялся в школе, а потом они меня забрали к себе во двор. Так мы там втроём и жили. А потом немцы стали формировать этап на Полоцк. Это, наверное, километров семьдесят идти надо. Была сформировано колонна, в которой было тысячи полторы военнопленных. Наши врачи, осмотрев меня, сказали, что я могу идти в этой колонне. Я объяснял, что у меня сильно болит нога, но они на это махнули рукой. Я со своими товарищами встал в голове колонны. Они меня взяли под руки, и этап тронулся.
Приказ был такой: кто будет отставать, или кто будет пытаться бежать, стрелять на месте. Разговоров никаких не будет.
Товарищи буквально тащили меня, но всё равно, мы стали постепенно отставать. Я слышал, что иногда в хвосте колонны раздавались автоматные очереди. Было понятно, что это кто-то или отставал, или, возможно, пытался сорвать хлебный колосок. Я уже стал ждать, когда и до меня очередь дойдёт. Рядом с нашей колонны шли конвоиры, а их велосипеды вели наши пленные.
Мы добрались до села Дроздово. Оно находилась в пятнадцати километрах от Невеля. Это означало, что мои товарищи протащили меня пятнадцать километров. Рана на ноге открылась. Начала сочиться кровь. Я иду в одном белье, которое всё было в кровавых потеках. В общем, страшное зрелище.
Я был сильно истощен. Как нас кормили? Давали нам баланду, сваренную из проса, или необмолоченной гречки. Всего давали пол-литра баланды и маленький кусочек хлеба.
От большака отходила дорога на эту деревню. На краю стояли два дома, а между ними колодец. Стояла страшная жара и вся колонна бросилась к колодцу. Все хотели пить. Немцы начали стрелять вверх, но к колодцу бежали не один и не два человека, а вся колонна. Всех ведь не расстреляешь.
Побежали и мои товарищи, а я пополз к дому. Надеялся что-нибудь достать там. Подполз к дому, а рядом с ним стоит сарай. Дом, конечно, на замке, а в сарае вход, а в задней стенке сарая выход за усадьбу. Я и пополз через сарай, а там тропинка, ведущая к бане. Я дополз до бани и затаился в кустиках. Это был единственный шанс из тысячи, остаться живым. До места я всё равно бы не дошёл.
Рядом с кустиками лежал сгоревший немецкий мотоцикл. Я рядом с ним ложусь и замираю. Мне казалось, что моё сердце стучит так громко, что забивает все шумы. Там в стороне шум, крики, выстрелы, потом стихло и колонна пошла. Осталось пара немцев, которые стали стрелять в кур. А я думаю: "Не дай Бог, какая курица заскочит в кусты". Меня ведь тогда пристрелят как собаку. Это всё надо пережить. Лежишь абсолютно беззащитный, и не можешь ничего сделать.
А тут с оружием ходят, стреляют. Не дай Бог, курица бросится, но курица не бросилась. Немцы, настреляв, сколько им надо, ушли, и я остался один.
До вечера я лежал как мертвый, только сердце очень громко колотилось. Долежав до сумерек, я нашёл палку и поковылял в село. Две девочки, увидев меня, испугались и бросились бежать. В первой избе Я попросил поесть и мне дали молока и кусок хлеба. Я всё съел и пошёл дальше.
В этой деревне меня приютила Войченко, жена железнодорожного сторожа. Ее мужа мобилизовали, и она осталась одна. Она поинтересовалась у меня, умею ли я косить, и, узнав, что умею, запустила во двор. Я зашёл в сарай, лёг на сено, и две недели не мог подняться. Немцы проезжали по большаку, но в деревне не останавливались.
В этой деревне находились наши солдаты из разбитых частей, которые пристроились у солдаток. Я потом с ними познакомился. Среди них был один офицер-топограф, который сказал, что он хорошо знает эту местность и сможет нас провести через линию фронта.
Договорились, что мы встречаемся у деревни Шипы, и он поведёт нас к линии фронта. Я утром пришёл в эту деревню, но там уже никого не было. Ну, кому я нужен раненый.
Они здоровые, и чтобы идти со мной они должны были меня или ждать, или тащить. В боевой обстановке это лишнее обуза. Я на них даже не обиделся. Но и оставаться было нельзя. Из разговоров я слышал, что в Брянском лесу есть наши части, есть госпитали, там меня смогут вылечить и поставить на ноги. И я решил идти туда. Наш фронт я догнать уже не мог, он был под Калининым.