Мужское трио вышло на сцену старинного дворца для исполнения русских песен среди белых занавесов и мраморных блестящих колонн. Трио было в черных костюмах и крахмальных манишках под самые щеки. Из-за спины трио вылез вперед отливающий синевой худосочный высокий негр в шелковой белой бабочке и произнес голосом слишком низким и сочным для его недостаточной комплекции:
- Уважаемые гости, меня зовут Абдалла. А это мои друзья – Вася и Петя. Сейчас наш петербургский коллектив исполнит для вас музыкальную песню - "Ой ты, степь широкая" - грустный народный хит.
Длинные розовые ногти были на его черных тонких пальцах в окружении белоснежного манжета.
Лица зрителей напротив сцены были напряжены, словно они замерли в ожидании музыкального наслаждения.
Негр Абдалла дернул кадыком и задал тон...
Помню, году этак, наверное, в 1975 моя тетушка, мамина младшая сестра, приехала впервые в Ленинград из деревни где-то под Омском. Мне было восемь лет, но я слышал, как тетя Таня на кухне рассказывала маме грустные события своей неудачной жизни.
Возле деревни был маленький пруд. Мальчишки в нем ловили карасиков, а молодежь плескалась в жаркую погоду, пытаясь отыскать глубину, которой в нем не было. Пруд этот еще называли почему-то «Кочки». И вот однажды, когда тетя Таня плавала в этих кочках, к ней незаметно подплыл соседский Коля Пигасов, поднырнул и стал хватать за все места, прямо под водой. И она не сопротивлялась. А в конце ласково ущипнул за попу. Ущипнул и быстрыми саженками удрал на другой конец пруда. И смотрел оттуда на нее из воды, моргая.
А тетя Таня тогда взвизгнула, выскочила из воды и погрозила ему кулаком.
И потом надела платье, и как есть, мокрая, в облипочку, шла вся раскрасневшаяся и гордая по деревне.
И было ей тогда пятнадцать лет.
И эту историю тетя Таня никому больше никогда не рассказывала, но только думала про Кольку Пигасова часто и даже плакала перед сном. И вот теперь прошло после той истории уже три года, а Колька теперь ходит с соседской Любкой, а на тетю Таню ноль внимания.
Тетя Таня закончила историю, замолчала и не знала, заплакать ей или нет.
И тогда мама сказала:
- Знаешь-ка что, дорогая, пойди-ка ты погуляй, - и отправила меня показывать тете Тане город на Неве.
На Покровке мы с ней сели в деревянный трамвай номер «четырнадцать» и поехали по Садовой в сторону Марсова поля. Там, у Летнего сада, нам надо было выходить. Трамвай остановился, я к двери первым не успел, а успела тетушка.
Двери открылись. И в дверях на остановке стоит негр. Худой, высокий, прекрасно одетый, волосы - короткими барашками. И у него, конечно же, ярко белые зубы.
А тетя Таня живых негров до этого никогда не видела. Откуда в Сибири негры?
И вот двери открываются. Негр видит тетю Таню и улыбается ей. Негр протягивает тете Тане руку. Тетушка видит сначала его бледно розовую ладонь, розовые длинные ногти на черных пальцах, потом медленно поднимает глаза и замечает низкое петербуржское солнце, отражающееся в его белоснежных зубах. Потом она говорит чуть слышно:
- Ах!
Ноги ее подворачиваются, она медленно падает в обморок прямо в подставленные для нее заботливые негритянские руки.
Потом, когда тетя Таня пришла уже на скамейке в себя, она еще раз сказала
- Ах!
И долго смотрела вслед деревянному трамваю номер «четырнадцать», увозившему долговязого негра куда-то мимо генералиссимуса Суворова с саблей, за Кировский мост, в туманную петербуржскую даль, к Ленину на броневике возле Финляндского вокзала.
Тетя Таня смотрела, и конец белого в синий горошек платочка накручивала себе на палец.
Вечером на кухне тетя Таня села рассказывать маме историю про негра. И тоже не знала в конце, когда трамвай уехал, позванивая, вдаль, плакать ей теперь или нет.
И тогда мама сказала:
- Знаешь-ка что, дорогая, пойди-ка ты поспи.
Ой, ты, степь широ-окая,
-выводили Абдалла, Вася и Петя, -
Степь ра-аздольна-ая,
Широко ты, мату-ушка,
Протянула-ася.
Трио кланялось.
Абдалла сиял.
Зрители громко хлопали народному искусству песни.