Песни вокального квартета «Аккорд» в моей семье были «домашней» музыкой. Отец обожал песню про Одиссея, мама любила забавную песенку про котенка, а я мог бесконечно слушать психоделическую композицию «Возвращайся». Разумеется, при встрече я не мог не спросить Зою Марковну Харабадзе, художественного руководителя вокального квартета «Аккорд», как появилась эта песня?
Зоя Марковна не удивилась моему вопросу, так как эту песню любили очень многие. Сделав глоток кофе, она стала рассказывать:
- Мы были в Алжире. Там я эту мелодию и услыхала. Эта песня изначально звучала в исполнении певца Энрико Масиаса, который пел ее на своем языке. А у меня всегда с собой была бумага и карандаш, я записала эту мелодию и привезла сюда.
А мы смолоду были очень дружны с поэтом Юрием Цейтлиным. Наша дружба началась еще с оркестра Эдди Рознера. По жизни он был самым-самым большим нашим другом, и все самые-самые шлягеры написал именно он. Как это делалось?
Я ему звонила: «Юра, ты мне нужен! Через полчаса будь!» Он тут же приезжал. Вот и тогда, когда мы вернулись домой из алжирской поездки, я ему позвонила и сказала, что привезла изумительную мелодию: «Юрочка, приезжай!»
Он приехал. Я ему сыграла и говорю: «Ты должен написать русские слова. Но я не знаю, о чем там речь».
«Хорошо, но я должен подумать, - ответил Юра. - Дай мне два часа».
И он уехал.
Через некоторое время Юра позвонил и сообщил: «Зойка, кажется, я попал! Первое слово легло и сразу же пошло дальше».
«Немедленно бери такси и приезжай!» - говорю я.
Шота позвонил на радио: «У нас есть новая вещь!»
«Приезжайте – запишем».
У нас с этим проблем уже не было. Если мы что-то предлагали, это всегда записывалось.
И эта песня стала настоящей народной песней. Если меня куда-то сейчас приглашают, то обязательно ее вспоминают.
- А «Песенка про Одиссея»? Как она появилась?
- Ее нам принес Юра Цейтлин – и мы ее записали. С «Мелодией», кажется, мы ее писали.
А что на этой песне Лынковский вытворял на концертах! Зал с ума сходил! Он однажды выехал на сцену в детской коляске и с огромной соской во рту. Мы так смеялись, что петь не могли! Он был очень одаренный человек, и мы всегда ждали, что он придумает что-то смешное и необычное.
- Зоя Марковна, а как вы познакомились с Цейтлиным?
- Он играл в оркестре у Рознера на трубе. Потом ушел, стал работать драматургом. Он очень тепло к нам относился. Он буквально опекал меня. Когда он узнал, что мы с Шотой встречаемся, он очень приветствовал это. Он часто приходил к нам в гости, а у нас на столе ничего нет, только открытая душа да сушки с чаем. «Ты мне, Зойка, говори, что писать, и я буду вам писать!» - говорил Юра. Настолько он в нас верил. Он был очень теплый человек.
Если он радовался, то он плакал. Чтобы он написал текст, я должна была настроить его. Я начинала рассказывать, о чем должна быть песня, как вдруг замечала слезу на его глазах. «Юра! – говорила я. – Сейчас я тоже плакать начну!»
Самые лучшие шлягеры были его! Например, «Проказник Браун». Ее тоже Юра написал. Она появилась, когда мы еще были никто. Мы тогда еще нигде не работали, сидели дома и пели-пели-пели до умопомрачения, нарабатывая репертуар. Юра говорил: «Ребята, я вас забросаю текстами, вы только пойте. Мне и денег не надо! Я же знаю, что вы сейчас бедствуете! Когда-нибудь рассчитаемся!» Вот такое море благородства у человека! Но, во-первых, он – выходец из Грузии, поэтому они с Шотой сразу стали и родные, и близкие, потому что грузины – очень теплый народ.
Да и наш коллектив был всегда очень дружный. Бытовые трудности мы не замечали. Для нас это было не главное. Да, было тяжело. Но аплодисменты вечером, радостные лица людей... Понимаете?
- Время было романтичное...
- И более доброе, более человечное. Да, много было трудностей, много было проблем, но я считаю, что если мы смогли оставить хоть какой-то маленький след и доставить людям радость, то это и есть счастье.
- У вас в каждой песне прописан характер каждого...
- «Аккорд» - это одна семья, с разными характерами. Мы жили одним дыханием, и у нас у всех было желание рот не закрывать никогда: ни утром, ни днем, ночью. Мы себе заваривали ведро чаю, чтобы не спать, я им всем давала каждому свой звук, у меня абсолютный слух, и мне инструменты не нужны. «Вот тебе – ля, вот тебе – си-бемоль. Поехали!» И вот мы сидели ночью в кроватях, или около кроватей, – и пели. Глядя друг другу в глаза, можно было прочитать, какие мы счастливые.
И что мне было вдвойне приятно, что Шота, имея специфику звука, настолько влился в русскую песню, что не ощущалось, что это - человек из другой республики. У грузин много гортанных звуков, но у Шоты этого ничего не было.
У Шоты был очень высокий голос и иногда мы с ним менялись партиями. Но где мы менялись, знали только мы. Учась на хоровом факультете, я поняла, что звук должен быть такой, чтобы слилось все воедино. Мы, например, занимаясь, брали одну какую-нибудь ноту, и было непонятно, кто поет – то ли он, то ли я. Настолько наши тембры сливались!
- Когда вы в первый раз вошли в студию, какие у вас были впечатления!
- Мы летали! Я не знаю, чем это объяснить, но мы сразу к себе всех расположили. Мы начали общаться с композиторами. Мне звонили из редакции: «Зоя, надо через два дня записать новую песню!» Нет проблем! Мы приходили на запись уже готовые. Никаких капризов! Мы такого слова не знали: «звезды»! Нам все время хотелось двигаться вперед! Больше успеть, лучше спеть. И репертуар, конечно, набирался. Мы были страшно довольны. И каждая новая песня это был праздник. Даже те, которые нам не очень нравились, но про которые нам редактор сказал: надо и все! А куда деваться? И я понимала, что моя задача – раскрасить песню так, чтобы автор ее вообще не узнал!
Но у всех композиторов, с которыми я общалась, спрашивала разрешения: могу ли я поменять ритм, могу ли поменять гармонию? Я действовала только с их согласия, ведь они же авторы.
Потом позвонил Саша Зацепин и предложил спеть в фильме «Операция Ы и другие приключения Шурика». Это была очень сложная работа. Во-первых, тесситура была очень высокая. Но мы в то время были молодые, могли себе и не такое позволить. Тем более, что у нас уже была наработана техника.
Потом мы записали с трубачом Владимиром Чижиком мелодию из мюзикла Фредерика Лоу «Моя прекрасная леди». Не помню, кто сделал аранжировку, но там было очень много голосов, а чем больше голосов, тем больше красок добавляется. Там мы писали двойным наложением. Записали, потом на эту запись наложение сделали.
- Разумеется, ведь уже вышел Double Six of Paris, все записи которых записаны с двойным наложением...
- Когда мы работали у Лундстрема, у ребят было много записей зарубежных вокальных квартетов Four Freshmen, Hi-Lo’s, Double Six of Paris... Мы сидели, слушали - и балдели: такое совершенство, что с ума можно сойти! И у меня всегда была потаенная, шальная мысль: а могла бы я в таком коллективе работать? В каком-то – могла. Где есть тембры определенные. А у них тембры шикарные! Такие тембры, что они - сами себе и оркестры, и режиссеры, и все на свете!..
(Продолжение будет!)
