Уже давно не является большой тайной, что в Обнинске, небольшом городке примерно посредине между Москвой и Калугой, под надзором товарища Берия была заложена первая советская атомная станция. А там, где засветился Берия, рукой подать или до атомной бомбы, или до средств ее доставки к праздничному столу многоуважаемых партнеров.
Одним из таких средств доставки в начале пятидесятых годов были подводные лодки с источником энергии в виде ядерного реактора в отсеке. Берем уже готовую дизельную подводную лодку, разрезаем ее примерно посредине, вставляем в нее еще один отсек с реактором, в соседнем отсеке убираем лишние аккумуляторы, на их место монтируем паровые турбины, все соединяем в одно целое, рихтуем кувалдой и вуаля - подводный атомоход готов. Это казалось относительно простым и доступным способом призвать мирный атом на службу в рядах советской армии и военно-морского флота. Прямоточный ядерный двигатель для ракет как-то сразу не задался, а главный партнер предусмотрительно выкопал вокруг себя океаны, которые проще и надежнее было переплыть, чем перелететь. Кроме того неглупых и проверенных подводников в те времена у СССР имелось предостаточно. В отличие от ракетчиков. И тем более космонавтов. Нужно было лишь научить подводников обращаться с реактором так, чтобы он не взорвался у своего пирса. И, разумеется, воплотить сам реактор в металле. Что вскоре, следуя чОтким указаниям на тот момент уже покойного товарища Берия и еще живого академика Александрова было сделано.
В общем, многие подводники Союза вскоре прошли через учебный центр в Обнинске, оснащенный не только рабочими реакторами и их макетами, но и практически всем оборудованием подводных крейсеров. Вплоть до пультов ракетных установок.
И вот, в тот год, когда сборная СССР по футболу на Олимпиаде в Сеуле вырвала у бразильцев первое место, и практически сразу после того, как члены Экипажа в зависимости от выслуги лет провели отпуска кто на Большой Земле, кто на берегу Японского моря, свесив ножки с пирса, пришел приказ из самой Москвы паковать вещи, садиться на чемоданы и ждать попутного самолета до Обнинска.
Экипаж был в восторге от такого приказа и загадал получать подобные подарки как можно чаще. Можно два раза в год. И без хлеба.
Конец сентября и почти весь октябрь прошли в приятном предвкушении встречи со столицей. Глядя с берегов Японского моря, нет никакой заметной разницы между Обнинском и Москвой. Почти сто километров между ними — это ни о чем.
Наконец была до всех доведена дата вылета. 31-ого октября. Члены Экипажа дружно представили, как они будут форсить перед московскими бабами во всем чОрном и с ленточками на бескозырках. Еще бы пулеметные ленты на грудь поверх бушлатов, и вообще можно было бы сказать, что жизнь удалась. Но не все коту масленица. Если во Владике бески и бушлаты были в октябре и начале ноября уставной формой одежды - спасибо Океану и теплому Японскому морю - то на районе под Москвой речь могла в это время идти и о шинелях с ушанками. Тоже чОрных, но это, скажем честно, немного не то. Некоторые женщины могут не оценить такой прикид. Но как ни упрашивали подводники Старпома отменить приказ об ушанках, он был непреклонен. Хотя Командир по слухам, циркулировавшим внутри Экипажа, готов был согласиться на бушлаты или хотя бы на бески с шинелями. Да, такой был у нас жестокий Старпом и добренький Кэп...
Как результат, благодаря Старпому по прилету на подмосковный аэродром Чкаловский никто не дал дуба, как сделали в сорок первом немцы. Чкаловский встретил Экипаж огромными сугробами и морозом градусов двадцать пять. Что было после ноля во Владике неожиданным. Настоящая шинель, ушанка плюс голубые кальсоны с начесом у отдельных членов Экипажа позволили выжить на перроне в получасовом ожидании электрички, следовавшей в Москву.
Весь Экипаж, дополненный всякими мутными прикомандированными личностями, под руководством Старпома без происшествий пересек на метро всю Москву с востока на запад, миновав охренеллион патрулей из ментов и сапогов. И в результате оказался на Киевском вокзале. На площади, где сейчас заманивает в свое порочное нутро торговый комплекс, возвышались гигантские сугробы. А среди них сиротливо стояли телефонные будки. Те самые будки, из которых можно было кому-нибудь позвонить по московскому номеру и сказать, что ты здесь, в Москве, а не за тридевять земель где-нибудь в Камрани или на худой конец в бухте Павловского. Что, по большому счету, ничем не лучше.
Среди сотни человек Экипажа нашлось полдюжины подводников с московскими телефонами. Матросы, мичмана и офицеры. С жалостливо просящими глазками. И двумя копейками в стиснутых до белого кулачках.
До малоярославской электрички, следовавшей через Обнинск, было десять минут. И Старпом сжалился. Он отпустил москвичей к автоматам, а сам повел Экипаж на посадку. Как никак разместить в вагонах электрички сотню человек не простая задача. Может даже посложнее, чем провести атомоход через пролив Лаперуза. Причем так провести, чтобы на японском берегу никто не догадался, что мимо него только что прошел в надводном положении советский атомный крейсер первого ранга.
Старпом увел Экипаж, а пол дюжины подводников с переменным успехом отзвонились женам, любовницам и мамкам. Москвичам пришлось нагонять Экипаж. Казалось, прошло всего несколько минут разговора с родными, но на самом деле... На самом деле электричка уже увезла Экипаж в Обнинск. Увезла вместе с Командиром, Старпомом, командиром БЧ-5, замполитом и проездными документами, в которых были записаны фамилии отставших москвичей.
Шесть подводников на площади перед Киевским вокзалом в Москве.
Все в чОрном и на белом снегу.
Без документов.
В самоволке.
До свидания увольнительные на 7-ое ноября в Москву к своим женщинам, с которыми только что говорил по телефону.
Здравствуй мАсковский патруль и мАсковская гауптвахта...
