Москвич может иметь все, ведь он москвич. Но есть кое-что, что может иметь только лимитчик — это первое впечатление от Москвы. И у меня оно есть. Чуть не сказал «было»... Ведь я переехал в Москву более десяти лет назад и сейчас смотрю на нее как на город, в котором жил всегда. Однако, покопавшись в глубинах памяти, могу извлечь из нее несколько «первых впечатлений», а именно — четыре.
В первый приезд я был еще ребенком и путешествовал с сестрой. Во второй день мы поднимались на эскалаторе из метро «ВДНХ». Сестра вдруг сказала мне страшным шепотом, глядя на соседний ряд, шедший на спуск: «Смотри, там геи!» Я посмотрел и увидел двух молодых людей. Один поцеловал другого в щеку. Я был в таком шоке, что едва не забыл сойти с эскалатора. Я понял, что Москва — город порока.
Второе впечатление выглядит довольно невинным и наивным. В Москве уже вовсю продавались «химические» продукты. В родном же Ташкенте были айва и тандыр, а вот напитка «Колокольчик» не было. Вкусовые рецепторы сходили от него с ума. И я понял, что Москва — город глутамата натрия.
Третье впечатление было вновь связано с пороком. На заднем сиденье дядиной машины лежал журнал с названием вроде «Отдохнем?». Это был журнал об одиноких женщинах. Они писали, что прямо сейчас скучают, скажем, у метро «Коломенская». И если хочешь, то они прямо сейчас готовы повеселиться с тобой. Поражало, что многие были готовы веселиться 24 часа. Я спрашивал себя, что это за одиночество такое, когда ты готова по звонку проснуться и отправиться хохотать. Но вспомнил Бернарда Шоу, который сказал: «Одиночество — великая вещь, но не тогда, когда ты один»... сидишь у метро «Коломенская». И еще в журнале было объявление от девушек, которые писали, что у них «нет прошлого». И я понял, что Москва — город будущего. И одиночества...
И наконец, четвертое впечатление возникло, когда я, тоже в одиночестве, прогуливался по ВВЦ. Тогда я увидел две семьи. Одна была узбекской — муж, жена и ребенок. Я видел много таких семей в Ташкенте. Супруги шли рядом и увлеченно разговаривали, а ребенок бежал за ними на расстоянии полусотни метров. Один. Он падал, разбивал коленки, снова вставал, что-то кричал, снова падал, вставал, бежал. Он был Рэмбо. Следующей была семья «типичных москвичей». Муж с женой шли рядом, переговариваясь, а ребенок бежал впереди на расстоянии короткого поводка. Вдруг он вырвался вперед, добежал до сидящего неподалеку голубя, встал на корточки и... залаял. Голубь улетел. Ребенок обернулся на родителей — они улыбались, малыш улыбался. Голубь летел. И я понял, что Москва — это город, где ты можешь взлететь, даже если тебя облаяли.
Текст: Валерий Печейкин