"Я живу в маленьком местечке. Когда-то, лет -дцать назад, там располагалась деревушка. Тихая, укромная. В тупике долгого, ветвистого - на всю округу - просёлка. Она и "при жизни" не отличалась насыщенностью событий. А, когда принялась чахнуть и умирать. То, немногие жители распродали, да и просто бросили, свои жилища. И запустение стало единственным ярлыком этих мест.
Лет -надцать назад, я выкупила у сельсовета заросшие, запущенные гектары. Выстроилась. Облагородила, рассадила, окультурила.
Теперь. Здесь моя усадьба. Дома и пристройки раскинулись богато. Без экономий пространств. Чуть в сторонку от улочки, пронизывающей общие владения. Ближе к лесу. На огромной солнечной поляне, с вековыми раскидистыми липами.
Недалече - примыкая к другому краю деревни - обустроился основательно племяш. Такой же как и я нелюбитель шумных обществ.
Еще есть домики для арендаторов. Это - мои арендаторы. У них - наделы. Кто-то держит пчёл. Другие растят овощ. Куры кудахчут, козы блеют. Жизнь кипит.
Есть и ещё обитатели. Это - дачники. Они снимают у меня домики. Как правило, на постоянке. Здешние места хуже любой "дури". Раз попробуешь - уже не соскочишь.
Всё возведено и содержится с любовью, бережно. Солидно, на века. Постройки бревенчатые - сосны поморской. С флигельками, мансардами. Участки большие, ухоженные. И без заборов до неба. От кого прятаться - все свои.
Мы называем наше захолустье "Медовое". И более всего, оно напоминает мне поселения, посады купеческие. Эдак, лет сто назад. К примеру, в Архангельской губернии...
Третьего дня, уже смеркаться стало. Я с верхнего этажа узрела. Идёт от самого дальнего леса. Там, где просёлок въезжает в деревушку. Человек нездешний. На опушке бросил машину, раздолбанную. Сам по сторонам зыркает, шарахается. Лет сорока, может больше. Не определишь точно - согбен, не ухожен, тощеват. Племяково подворье миновал, топает в мою сторону. Сотовая у нас не бойко работает. Когда надо - пользуемся рацией. Я взываю: "Пятый, пятый. Я - первый. Ответь."
Из аппарата раздаётся треск, посторонние шумы. Затем прорезывается писклявый голос: "Пелвый. Я - пятый. Папа лубит длова. Позову." Это младшая плевнучка Манечка вышла на связь. Не отключаясь, кричит пронзительно: "Папочка, тут тётка тебя зовёт". Отбой. Тишина.
Через минуты три объявляется "папочка". Быстро доношу инфу, сговариваемся - как поступим. Уж больно, "гость" подозрителен.
За время переговоров, путник достиг моей калитки. Топчется, осматривает дом. Я лезу в сейф и отягощенная выхожу в тамбур. Ставлю двустволку в уголок. Ноги - в галоши, плащ рабочий - на плечи, на затылке - узлом пёстрый платок. Натягиваю дурную улыбку и распахиваю дверь.
"Чё надоть, мил человек?" - добродушно вывожу бабью песнь. Он вздрагивает. Озираясь, правой хватается за верх заборчика. Левой одёргивает клифт и, вопросом - на вопрос: "А ты кто, красавица?"
За "красавицу", конечно, спасибо. Офигенное. Давненько меня так не баловали. Не сбавляя градуса артистизма, округляю глаза, смущаюсь и ответствую: "Дык, в прислугах мы. У здешней барыни."
Мужичонка ослабляет напряг, растекается в улыбе. Делает шаг вперёд. Слегка напрягаюсь я. Прикидываю - "пока лясы точить будет, пока калитку откроет, пока пройдёт до дома...мой малыш успеет с берданкой, огородами, примчаться..."
Минуту позже, залётный отворяет-таки воротца. Делает три шага. Замирает. Улыбается ещё шире и по-простецки: "Мне бы водички, девонька. Давно еду. В глотке пересохло...Да, и заплутал. Тут у вас..."
"Ага..."Дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде"...Знаем мы вас...", - колышется у меня в мозгу.
Но, вслух елейно: "Дяденька, так постой. Ща вынесу."
Разворачиваюсь и скрываюсь за дверями. Сама тихну в предбаннике и обозреваю видеонаблюдение. Мужик вприпрыжку рвёт к входной, хватается за ручку, тянет.
И тут. В образовавшуюся щель вылезает дуло. Два. Упираются шустрому в пах и урезонивают.
Вслед за ружом, появляюсь я. Пара минут "на переодеться" в заранее приготовленное - "курс молодого бойца". И не такое. Умеем.
И теперь на просторном - в гольф играть можно - крыльце. Сурово, в оскале, возвышается "барыня". Сухощавая, поджарая, богатая дрянь. На курок нажать - что высморкаться.
Загостившийся - в шоке. Очи закрыл, Бога поминает.
Я ему сокровенно: "Шёл бы ты, милок. Своей дорогой... А, то. Я дама нервная... Упаси, палец-то соскользнёт... Отстрелю всё - жизненно важное... Будешь остатние дни. Евнухом прирабатывать. В гареме..."
А тут и сродник мой. Запыхался, ружьишко наперевес. Глаза суроооовые...
И десяти минут не прошло. Горизонт очистился, край леса опустел. Как и не было. Никого...
Племяш с Манюней - коя из-за соседского забора весь расклад выглядывала, изучала. А потом и на огневой рубеж подтянулась.
Неспеша к себе двинули. Идут - нога за ногу - произошедшее обсуждают.
Мелкая: "Дядя плохой?"
- Плохой.
- А почему?
- Хотел нас обидеть.
- Тётку?
- Всех... Маруся. Сколько раз говорить. Тётка - она мне...А тебе - бабулечка...
- Если я её так назову. Она ласселдится...Не позовёт в "шалики" иглать.
- Не в шарики...А в пейнтбол...Тогда называй её Аня...Мы все её так зовём...
- Окей.
- Не "окей". А "хорошо".
- В "окей" я не калтавлю.
- Окей... Пусть будет "окей"...
Я возвращаюсь в дом. "Зачехляю" оружие.
"Враг отбит. Границы неприкосновенны. Мир восстановлен".
Чуть саднит - дети не должны видеть разборки взрослых. Потом отпускает.
И ладно - не в Эдеме живём. Пусть привыкает.
Защищать себя. Своё.
Не дай Бог! Пригодится..."