Из окон казармы в Учебке подводников открывался вид на сопку, застроенную типовыми панельными многоэтажками Владивостока. Стоило всего лишь спуститься с третьего этажа, пересечь плац и вот она - гражданка, где никто не заставляет идти справлять малую нужду строем и с песней.
Все просто. Вот ты, а вот она - гражданка.
Только между вами двухметровая бетонная стена и режим не много лучше лагерного. Нет лишь собак и можно писать письма домой каждый день. Вот и вся разница...
За сопкой с гражданкой виднелось море. А за ним в дымке угадывался Океан, мрачные глубины и штормовые волны которого ожидали выпускников Учебки. Левее сопки, там, где ее склон встречался с морем, дремала в бухте Малый Улисс "Девятнашка" - 19-ая бригада подводных лодок Краснознаменного ТОФ СССР. И как Океан Девятнашка тоже надеялась вскоре пополниться телами из Учебки.
В бригаде в основном тянули лямку дизелюхи, спроектированные чуть ли не при дедушке Сталине. Надежные и безотказные лодки 641-го проекта. Такие же как танк Т-34 и автомат АК-47. Только чуть посложнее. И патроны у них иногда были атомные. Дизелюхи из года в год уже четверть века ходили зимой в Охотское море, а летом патрулировали просторы Тихого океана в районе Вьетнама и Филиппин. Лучше было б наоборот, но было так, как было. И скажу я вам, работа двух дизелей в две тыщи лошадей, когда лодка под РДП бьет батареи при забортной воде за плюс тридцать это что-то с чем-то. Причем с кондиционером, который механики забавы ради пытаются чинить третьи сутки с помощью кувалды и лома. И все никак. А батареи бить надо - всю прошлую неделю играли в прятки с американскими "Орионами", после чего в отсеках стоит такая жара, что сорок градусов в ЦП в сравнении с шестьюдесятью рядом с дизелем кажутся приятной прохладой. И самым слабым звеном на лодке оказывается в этот момент не матчасть, а человек...
И вот, как-то раз, когда будущие подводники только вернулись с уборки картошки в подшефном колхозе, подмылись холодной водой в бане на территории родной Учебки и еще не начали всерьез готовиться к параду в честь 7-го Ноября, в кубрике учебной роты сыграли тревогу.
"Свистать всех наверх!"
Вернее: "Построиться в центральном проходе казармы. Форма одежды - бушлаты, штаны и гады". Ничего, казалось бы, такого особенного в приказе не было. Только он прозвучал в четыре ночи. Причем не по-мАсковски, а по часам Владивостока, когда за окном и бетонным забором на гражданке еще все крепко спят. Месяц расслабленной жизни на колхозном пленэре в сентябре слегка затушевал в памяти матросов казарменную резкость приказов "упал-отжался" во время курса молодого бойца. В колхозе-то режим был без ночных тревог. Почти пионерлагерь. Разве что сопли не вытирали.
Но рота каким-то образом все-таки сделала усилие и выполнила приказ, надеясь, не приходя в сознание, дождаться начала занятий в учебных классах и там отоспаться днем.
Не тут-то было.
Старшина молча выдал всем плащи из химзащитного комплекта, и до роты дошло, что намечается нечто более серьезное, чем поиск и выщипывание последних в этом сезоне одуванчиков на сопках Учебки.
А дальше... А дальше рота прошла строем через гальюн возле главного плаца Учебки и через КПП вырвалась на оперативный простор ночного Владика. Перед ротой Командованием была поставлена задача выйти под прикрытием темноты к городскому кладбищу, окружить его и под мелким моросящим дождем овладеть им.
Какая гадость...
Ночь.
Оградки ржавые и крашенные. Кресты и стелы со звездами. Чилима.
И все на пустой желудок при жутком желании спать.
А надо искать средь свежих и старых могилок дезертира, слинявшего с Девятнашки, когда его лодка вчера, впервые за полгода, коснулась крутым бедром пирса в бухте Малый Улисс, вернувшись с той самой службы, когда +40 в ЦП кажутся бодрящей прохладой после дизельного отсека.
За прочесыванием сектора за сектором кладбища рота провела все светлое время суток. До наступления вечерних сумерек большинство матросов успело выспаться средь могилок, а кто-то под закусь из раскисших карамелек даже умудрился нализался разбавленной дождем водки и облевал себе гады. Но никто из роты не увидел на кладбище беднягу из Девятнашки, сломавшегося за несколько месяцев до дембеля и ушедшего в сторону дома...