Согреваю спелыми сливами твои печальные мысли. Ты садишься на ступени крыльца небольшого деревянного дома и вдыхаешь запах уходящего лета. Сочные сливы капают на тебя и на наши отношения тяжелым грузом несказанного. Но тебе теплее. Я вижу. Ухожу в дом, где скрипят все двери всех шкафов, а кружевная скатерть твоей прабабушки ослепляет временем и белоснежностью. Я хочу спать и кутаюсь в перины одиночной кровати, проваливаясь в вязкий, летний дневной сон. Ты будишь меня уже вечером, когда пора ужинать. Мы робко перекидываемся словами на счет планов на завтра. Но оба понимаем, что никакого завтра у нас уже давно нет. Мы тянем время, мы неосторожно липнем друг к другу, как мухи. Мы болтаемся на коричневой ленте под потолком. Мы думаем, что есть надежда на спасение. Но ее нет. Мы прилипли и нам больно отлипать.
Я убиваю комара на твоем плече. Ты резво вскидываешь взгляд, но это ничего не дает. Спим тихо и молча.
Утром я встаю раньше. На пороге уже стоит свежее молоко от тети Лиды из соседнего дома. Разливаю по чашкам, нарезаю хлеб. Ты, не умывшись, садишься за стол. Зеваешь. Угловатые плечи торчат, пока ты наклоняешься к столу, чтобы не просыпать крошки.
Мы собираем вещи. Скрипят все дверцы, из розеток уныло выползают провода. Вещи тяжело ложатся в багажник. Я беру на колени цветы и корзину с клубникой. Ты просишь поставить что-нибудь. Я понимаю, что ты хочешь точку. Но я включаю музыку: наш с тобой плейлист. Тот самый. Ты немного улыбаешься и кладешь руку на мое колено.
Впускаю теплый ветер через уползающее в недры машины стекло. Ты прибавляешь музыку.
Мы останавливаемся на заправке. Резкий запах бензина отрезвляет. Нас больше нет.
Дома ты принимаешь душ, я раскладываю вещи по местам и готовлю ужин: салат и макароны с сыром. Ты говоришь, что завтра поедешь раньше и не сможешь меня подкинуть до метро. Я капаю маслом на белое платье и жутко расстраиваюсь. Ты сыпешь соль на пятно и мои раны. Ты сыпешь обещаниями и извинениям. Ты сыпешь, а я рассыпаюсь. Но мы все те же мухи.
Мы прилипли. И нам больно отлипать.