В январе двухтысячного моя собственная рука задолбала меня в хлам. Шишка, выскочившая на запястье после баскетбольной рубки весной девяносто шестого, разбушевалась не на шутку. Вздувшаяся хрень, неровная, как размазанная сопля, в диаметре стала почти три сантиметра.
Наш начмед Корж отговаривал вскрывать ее в наших условиях еще со второго выезда в Дагестан.
- Понимаете, боец… - Начмед смахивал на англичанина, на выездах брил голову налысо, носил настоящие офицерские кожаные сапоги и всегда был вежливым. – Здесь у вас проходит очень важный нерв. Такие, знаете ли, три луча, отвечающие за все ваши пальцы. Один неточный надрез, чтобы понять – что у вас там, и все. Инвалид на всю жизнь.
Становиться инвалидом в девятнадцать мне не хотелось. Косить от службы в целом не выходило, но старался хотя бы не напрягать. В Чечне, так уж вышло, так дальше не сложилось. Копали, долбили, таскали и все такое. После разгрузки привезенных гранат, занимавших в ящиках половину кузова, рука сдалась окончательно. Громче всех об этом сказал Корней, когда моя рука сама разжалась и ящик упал ему на ногу. Корней сказал громко, зло и с фантазией.
Старлей Бес, командовавший ВОПом у Курчалоя, присвистнул, разглядывая мою бедно-больную ладошку. И резюмировал:
- Завтра машина пойдет в полк. Так что, Художник, вали-ка ты туда, в санчасть. Коля, вы справитесь?
Коля пожал плечами и вздохнул. Вариантов-то не оказалось. Утром я и уехал, забрав вещи со стволом. Кольку, моего лучшего армейского товарища, больше не видел.
- Так… - кэп в санчасти оказался незнакомым. – Так…
Такал он уже минуты три и хорошего не светило.
- Назначим уколы, компрессы и прогревания.
Тут-то осталось только охренеть, но деваться было некуда. Идти в дивизион не хотелось, командовал там гнида Дашко, и жил он почти в нашей палатке.
Полк стоял посреди какого-то жухлого поля, слегка белого от снега и очень серо-желтого от торчавшей повсюду неубранной соломы. Гаситься здесь не хотелось хуже горькой редьки, но выбор оставался только такой. Да и гаситься под носом у бывшего комбата это фантастика, не иначе.
В общем, в дивизион я шел часа два вместо пятнадцати минут.
Потрепался со связистам, поржав над разодранной в клочья задницей недавно приехавшего духа, решившего ночью сходить не в сортир, в прямо за палатку связи. За ней же, по старому-доброму обычаю, вырывали берлогу Ермаку. Ермак, самый злобный полковой кавказец, очень удивился возникшей перед норой тощей заднице. Но не спасовал, оскорбившись начавшимся процессом. Изгвазданного и почти задушенного связиста спас патруль, чуть не пристреливший Ермака. Но пса было жаль, так что дух выжил явно из-за гуманности пса… Либо брезгливости, ведь прежде, чем зашивать пятую точку, его пришлось отмывать с ног до головы от его же собственного дерьма.
Зашел в столовку, проголодавшись и поцапался с РМОшниками, недовольными моими посягательствами:
- Художник, сука, вареная колбаса для комполка… Художник… Ну хоть половину оставь!
Я и оставил, совершенно довольный собой и чуть подзабытым вкусом «Докторской».
Забрел к ВРДиКС, комендачам, ища Славку и, само собой, зависну на перекур около часа с земляком, как раз спавшим перед постом на въезде в полка.
Так что… Так что старшина, насупив брови и фыркая, увидел мое наглое тело через три часа после прибытия. Выслушав о себе много интересного просто поинтересовался – чем могу оказаться полезным или, раз уж есть постельный режим от врио начмеда, могу тупо спать?
Старшина фыркал еще сильнее, возмущался наглости некоторых старослужащих, но не имел ничего против. Хомяк, оказавшийся единственным сержантом всего дивизиона, возмущался громче, но скинул от дальнего угла двух духов и отправил меня туда. Подальше от зоркого взгляда Дашко, скоро возвращающегося с артиллерийской разведки.
- На Ведено пойдем, - поделился Хомяк, - вроде скоро.
- Охренеть не встать.
Хома согласился, сам явно думая также и о том же.
Чудо явилось мне вечером, после развода караулов. Старшина, явно скучая, достал где-то моноблок, телик с видеоплейером. И на его экране, вдруг, мир заиграл яркими красками и наполнился истинно божественным голосом. Так-то в первый раз я и познакомился с Евой Польной. И совершенно не удивился, что Катя за время моей службы стала еще краше и…
- Ты с ней переписываешься? – удивился Хомяк, глядя на письмо в моей руке и экран.
Катя напечатал письмо в Ворде и прикрепила фото, распечатав на черно-белом принтере. И, да… они и впрямь были похожи. А наврать хотелось просто жутко. Но Ева, что-то там вытанцовывая на экране, посмотрела в камеру очень строго и пришлось рассказать правду.
А отоспаться-отлежаться так и не вышло. Беда, чего уж.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и женщина на войне
Читать полную версию книги "Буревестники" можно в удобной читалке. Войдя через ВК или почту можно помочь книге и автору лайком или репостом: Полная версия книги тут