- И кого держали в этих клетках?
- Если собак, то тут жил какой-то на всю голову больной собачник.
- На собаках солдатских ремней не бывает.
Точно, не бывает. А два ремня, вытертых, с серыми бляхами, мы чуть не пропустили. Собаки? Ну-ну.
Ночью нас затопило и, чуть позже, завалило снегом. Пусть не самым глубоким, но качественно. Рытье нашего последнего блиндажа превратилось в насущную необходимость. Но смысл рыть просто так, если вокруг не оказалось ни одного поваленного дерева? Идти и валить лес дело правильное, но когда ты торчишь на сопке, идущей вдоль дороги, вчетвером – слишком хлопотное.
- Чуть ниже пионерлагерь. – Палыч, шумно хлюпая носом, кашлянул. Палыч чего-то приболел и это было плохо. – Я возле граника посижу, послежу, а вы сходите туда.
- Я с Палычем останусь. – Адик зевал через полминуты и казался серым, серость пробивалась через его природную смуглость.
Гусь пожал плечами и согласился. А я даже не спорил, торчать рядом с барахлом, обтекающим из-за тающего снега, не радовалось. Вообще, так-то, настроение казалось не иначе как дерьмовым.
Блиндаж мы начали рыть с жуткой неохотой. Весна в Чечне приходит неожиданно и так ярко, что ждешь прямо лета. Вот у нас так и случилось, ни с того ни с сего выдав пять дней подряд солнца, тепла и ветра, сушащего проснувшуюся землю за день. Да и работать лопатами в лесу – то еще удовольствие, тут не штыковая или кирка, тут куда нужнее оказался топор. Им вырубили столько корней, что сложенные вместе те казались змеиным кублом, готовым плодиться и спариваться за-ради потомства. Лежали поодаль темно-коричнево-сырой кучей, поблескивая подсыхающими изгибами.
- Плетенку можно сделать. – Палыч показал на тугие невысокие кусты, росшие в подлеске сопки. – Нарубим, даже подсушивать не придется, лучше будут гнуться.
- Плетенку… - Гусь с ненавистью покосился на яму, еле-еле отрытую нами за два дня, прошедшие с нашей высадки. – Тут еще бы углубиться.
- А ты не злись и иди поищи что-то нужное, - посоветовал Палыч, - чего злиться?
Мы и наши два-восемь, пришедшие через полгода, между собой не собачились и призывом не мерялись. Служили себе и служили, воспринимая Палыча и Атамана точно как своих. Было с чего, уважение само по себе приходит, если человек правильный. Вот Палыч был очень правильный, исправляя кучу наших косяков в простых, казалось бы, вещах. Зато когда дурил… зато когда дурил, так туши свет.
Мы с Гусем и пошли. Наплевав на вчерашние вопли Игуменцева, вещавшего нам про не оставление постов, вверенного отрезка дистанции и прочего. Если сегодня по дороге никто не пойдет, кроме автобуса, два раза в день возивших местных на рынок Сержень-Юрта, то на кой хрен надо торчать над дорогой и кого-то ждать? Логика штука простая и действует как для срочников с контрактниками, участвующих в как-бы контртеррористической операции, так и для боевиков, просто воюющих на второй чеченской войне. По автобусам с тетками они палить не станут, только патроны с выстрелами изводить, лучше поберечь для колонны, что все равно тут попрется. А вот тогда мы будем на месте, не переживайте, трщ старший лейтенант, никого ваш личный блокпост просто так не пропустит.
Вниз спускаться кажется занятием легким. Но, кто помнит про дождь со снегом в конце марта, чуть не смывших нас к херам собачьим на дорогу и дальше? По скользкому дерьму, с уже выбравшейся травой и прячущимися под грязью каменюками, мы с Гусем спускались лесенкой, как на лыжах на физре.
- Палки бы надо сломать, обратно пойдем. – Густь запыхался и внизу был уже красным, вытиравшим лицо рукавом. Дерьмовая погода, бушлат снимаешь – прохладно, надеваешь – вскипеть можно.
- Ага. Пошли.
Лагерь прятался дальше за поворотом, в сторону от блокпоста и взвода. Нам помахал кто-то из пацанов, но больше ни слова ни чего другого. Игуменцев задрачивал ребят как мог, стараясь учинить самый-пресамый лучший порядок. Видно устали уже и забили, решив мол, пусть себе артиллеристы идут, куда им надо.
Два молодых дурака, гордо и храбро прущих к лагерю, совершенно не думали о каких-то последствиях. Откуда и зачем? Кому мы, к черту, нужны? Ответ нас ждал именно там, за еле держащимся забором и воротами, над которыми права на лагерь заявлял Гудермесский завод точных механизмов.
- Помнишь? – кивнул Гусь.
Гудермес? Помню. Никогда не забуду.
Корпуса в один этаж, приподнятые на столбах. Разбитый шифер на крышах. Разросшиеся деревья и умершие дорожки. Надо же, как интересно выглядит никому ненужный пионерлагерь. Только ужасы снимай и не забывай вспоминать про настоящих чудовищ.
От стекол ничего не осталось, даже сами рамы кое-где выдрали, оставив раскуроченную рану в стене, почерневшую и сыплящуюся крошкой. Дома без людей быстро умирают, даже если поставлены были с душой. Вот как здесь.
- А это что за хрень?
Гусь кивнул на одну веранду. Не самую ближнюю, но заметную.
- Клетка.
Клетка. Сделана как раз под крыльцом и уходит дальше, вглубь пустоты под домиком, прикрытая сверху досками, где пионеротряд собирался после обеда или просто для занятий с вожатым. А теперь эти доски, державшие на себе детей много лет подряд, прячут прутья и запоры. И они даже не особо ржавые, надо же, какие хозяйственные и заботливые владельцы.
- И кого держали в этих клетках?
- Если собак, то тут жил какой-то на всю голову больной собачник.
- На собаках солдатских ремней не бывает.
Точно, не бывает. А два ремня, вытертых, с серыми бляхами, мы чуть не пропустили. Собаки? Ну-ну.
Мы достали ремни, осмотрели со всех сторон, ища хотя бы какие-то надписи ручкой или хлоркой. Но ничего не было. А держать их в руках неожиданно оказалось тяжело.
А в соседнем домике вдруг что-то скрипнуло.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и женщина на войне
Читать полную версию книги "Буревестники" можно в удобной читалке. Войдя через ВК или почту можно помочь книге и автору лайком или репостом: Полная версия книги тут