На море это время называется «собачьей вахтой». Здесь мы так не говорим, но оно занимает целых три часа, с трёх до шести ночи. Чёртово время, когда спать тянет так сильно, что скулы сводит от зевка за зевком, когда мерещится не пойми что и хочется только одного – спать, дрыхнуть и давить на массу. Только тут так нельзя, на дворе весна двухтысячного и мы стоим у Беноя, прямо между Ведено и Сержень-Юртом. Вторая чеченская модно называется контр-террористической операцией, ноникому от этого не легче. Война, она и в Африке война, как ее не назови.
Низкие тучи, раскинувшись на все небо, изредка дают возможность выглянуть в промежуток между ними то серебристым, моргающим звёздам, то куску лимонно-жёлтого полумесяца. А в основном, неделю подряд, было так темно, что хоть глаз выколи.
На бруствере нашей открытой позиции с СПГ мы с Адмком просто сидели. Темно, луны нет, курить в ход сообщения, идущий через нас сектор траншейного кольца. Под задницы орудийный ящик с лопатами, киркой и ломом, сверху плащ-палатку, и сиди разговаривай, да слушай, что вокруг.
- Устал, я просто устал. - Адик, широколицый, скуластый, вздыхает и вздыхает. Такое у него настроение сегодня, вздыхательное. – Скоро уже валить отсюда домой, а веришь, нет, я бы прям хоть сейчас, пешком бы ушёл.
- Ну да. – НСПУ работает хреново, батарейки старые. – У меня, брат, такая же хрень. Я вон проснулся недавно, и думаю, чего снилось то? А вспомнил, так чуть не завыл. Соскучился по маме, по сестре… Слышь, никогда у тебя не спрашивал, у тебя никто не умер, пока ты здесь?
- Нет, дед болеет, но вроде ничего. Мать писала, что его скоро опять в больницу должны положить. А может, уже и выписали даже, хе-хе. Письма-то по сколько идут?
- Угу… А у меня бабушка умерла, в прошлом году. Как раз перед тем, как мы снова в командировку поехали. Ты прикинь, как было то…
- Чего было?
- Я в карауле стоял, у штаба, с ручником. Ну, стою, значит, службу служу, весь из себя в подсумках и бронежилете. А из штаба посыльный выходит, Рыжий, с моей роты. Он сразу после первой командировке в штаб свалил как-то.
- Загасился типа от службы? Одел парадку и давай шнырять из дивизии в полк?
- Да… он не кисло хлебнул в первой командировке, может и хватило ему. Нормальный пацан, вообще. Ну, короче, выходит и ко мне. Ты, вообще, в курсе, что это за пост?
- Да видел один раз. Нас когда к вам перевели, то держали у лётчиков каких-то, но в полк всё равно завозили.
- Ну и хрен с ним. Подходит Рыжий, и говорит: тебе телеграмма пришла, что у тебя бабушка умерла. Ты, типа, не говори никому, а то мне башню снесут. Караульным же нельзя такое говорить, и узнал бы я всё только на следующий день, когда мы сменились.
- Нормально. У них всегда так, для начала – чем бы солдат не занимался, а лишь бы … А потом ещё и молчат тогда, когда нужно сказать. Всё шакальё одинаковое.
- Да не, не всё. Наш комбат, к примеру, или вон, Громушка. Ну да ладно, дальше рассказывать?
- А, точно, извини, чего-то понесло меня. Наверное, это, из-за того, что без бабы уже сколько…
- Наверное. – Блин, ну не работает «ночник», щёлкай тумблером, не щелкай… – Короче Рыжему то ли страшно стало, что кто узнает про то, что он мне рассказал, то ли ещё чего. Смотрю, выходит разводящий с тремя бойцами, и ко мне. Подходят, значит, берут меня в круг, причём слышу, что те, которые сзади, Чайка и Монах, стволы подняли.
- Ни хрена себе. – Адик недоверчиво покачивает головой. – Неужто, прям вот так?
- Вот так… Я им - вы чего? А разводящий, сука такая был, сержант старшой, говорит – пулемёт дай. На, говорю, только с какого перепугу мне его отдавать, если я в карауле? Ничё, грит, тебя снимают, у тебя всё нормально?
- О, блин, вот он даун-то… Подумал, что у тебя планка что ли упадёт, и ты начнёшь по своим пулять?!!
- Наверное, а чего ещё то? У нас тогда один сержант в карауле застрелился, из-за чего – непонятно. У него подруга залетела, когда он в отпуск домой приезжал. Свадьба там, комиссовать его, а он раз, на вышке возле складов ГСМ, ствол себе в горло, и всё, крандец. И чего тут думать про человека, у которого бабушка умерла? А вдруг у меня реально башню бы снесло, и всё, принимайте полный двор «двухсотых». Епта! Опять батарейка почти севшая. Ничего не видно…
- Ну да… - Адик почесывается. – Ладно. Давай покурим, что ли?
- Давай. – Покурить, это хорошо и, быстро поднявшись с ящика, скатывается в окоп. – У тебя с фильтром остались?
- Неа. Нужно будет завтра деда поймать, того, который на мотоцикле. Закажем, привезёт.
- Да уж, у деда можно. А к автобусам я больше не ходок…
- Это после того, как попёрлись на перекрёсток, и с сопки со станкача стреляли?
- Угу… Ну, меня на…, чесслово. Сходили за покупками, называется. Я как вспомню, как мне зайца изображать пришлось, по кустам прыгая. Н-е-е-е… Может, конечно, автобусы здесь и не причём, но, этому дедку я почему-то больше доверяю. Слышь, Адик?
- Чего
- А дед у тебя патроны не просил?
- Просил. Пачек десять, пять-сорок пять. Говорит – вы уйдёте, а у меня опять вражда с кровниками начнётся.
- Ты дал?
- Ну, я ж не звезданутый на всю голову, а? Взял те, которые в вещмешке, отсчитал столько, сколько ему нужно, потом сварил их, хе-хе. И отдал деду… А он два блока с фильтром и три литра пива привез. Ну, помнишь, пили на прошлой неделе?
- Помню. Вот ты жук… и не сказал никому. Мож ракету пустим? А то что-то совсем темно.
- Да сейчас миномётчики мины должны пускать. Вот воняет то, а? Не, и как мы это курим?
- Тихо!
А чего это вон там, у пулемётчика, слева?!
Прислушиваемся.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и продажная любовь
Девяностые, война и женщина на войне
Полная версия книги тут