Сказали, есть памятник Бродскому на Васильевском. Пошёл искать.
Шел, думал:
- Неправильно жена его похоронила в Венеции. Я когда-то в юности стихи бросил писать, когда впервые Бродского прочитал. Решил, так не смогу, а лучше не бывает. Все представлял, вот приедет Бродский в Ленинград, пойду его на Московский вокзал встречать. Понесем на руках по Невскому. А потом он умер, и кого на руках носить?
Его, конечно, надо было тут хоронить. Мы бы ходили к нему, цветочки носили, молились. Ездим же мы к Пушкину...
Нашёл памятник в густой зелени, на берегу Смоленки, где дорожка для выгула собак. Издали гляжу, вокруг разноцветье какое-то. Ага, цветы несут сюда. Все ж таки народ наш не без памяти.
Цветы оказались пустыми пивными банками и пакетами из под чипсов.. Понятно, поставили лавочки, на них общественность пиво пьёт.
Постоял.
Проходившая мимо женщина переспросила:
- Бродский? А я думала, евреям - жертвам холокоста.
Подошли ребята:
- А это кому еще?
- Может, роботу?
Говорю:
- Великому русскому поэту Иосифу Бродскому. Жил в Ленинграде. Был изгнан из своей страны коммунистами. Потом в Америке. Похоронен в Венеции.
Смотрят на меня и на "робота" с уважением. Но не понимают.
- Лауреат Нобелевской премии, - хватаюсь я.
- По физике? - кивают ребята, - Понятно.
Достают банки. Щелкают открывашками, шипит белесая пена. Поймав мой ищущий взгляд, один спохватывается:
- Бродский, понятно, - открывает пакет с чипсами.
- Погодите, погодите! - волнуюсь я, - Сейчас я вам прочитаю. Вот это, хотя бы одно, коротенькое.
Они растерянно переглядываются.
- Нет-нет, не волнуйтесь. Он и сам бы сидел тут с ногами на скамейке, как и вы, и пил пиво вместе с вами. И вы пейте.
Зажмуриваюсь:
- Когда снег заметает море и скрип сосны
оставляет в воздухе след глубже, чем санный полоз,
до какой синевы могут дойти глаза? до какой тишины
может упасть безучастный голос?
Пропадая без вести из виду, мир вовне
сводит счеты с лицом, как с заложником Мамелюка.
...так моллюск фосфоресцирует на океанском дне,
так молчанье в себя вбирает всю скорость звука,
так довольно спички, чтобы разжечь плиту,
так стенные часы, сердцебиенью вторя,
остановившись по эту, продолжают идти по ту
сторону моря.
В тишине поворачиваюсь и, не оглядываясь, иду к машине.
Вечером, уже дома, гляжу на себя в зеркало и говорю:
- Нет, ну правда же, кто тебе мог помешать просто взять и почитать им стихи. Хотя бы какое-нибудь одно, короткое. Тоже мне, просветитель хренов.