Не люблю рыбалку. С детства не любил, так уж вышло. Не понимал и не понимаю людей, сидящих с удочками и ждущих клёва. Ни в коем случае не считаю их идиотами, так как неизвестно, кто в данном случае глупее. Да и каждому свое, как никак.
В жизни случилось три рыбалки. Две в детстве и одна на войне, вот вышло так, что поделать?
Первый раз рыбачил с удочкой, меня сожрали комары, ночью оказалось жутко холодно и не спасала ни перевернутая лодка, не дедовская теплая спина, не куртка, накинутая сверху. Да и рыбы мы привезли так себе. Скорее, дед просто хотел побыть со мной и заняться любимым, хотя часто неудачным, делом, знакомым с его детства.
Во второй раз мы вроде бы поступили умнее. Прошлись вдоль реки с бреднем, стараясь вытащить на берег побольше всего вкусного. Вкусного практически не оказалось, зато отец распорол ногу о стекло, а я проколол какой-то хренью. Да и, если честно, уже тогда понял, что рыба мне если нравится, то морская.
А на войне… А на войне, как известно, как на войне.
Зима еще не наступила, нас в очередной раз отправили стоять расчетом на каком-то перекрестке, дело было чуть раньше Аргуна и батарею раскидали на усиление. Нам выделили отдельную и очень важную задачу: стоять у небольшого мосточка, где если и проедет машина, то только легковушка. Зато после него, красиво и гордо, пусть и полуразрушено, в небо торчала самая натуральная чеченская башня. Чего она забыла на равнинной Чечне и была ли настоящей – мы не знали. Мало ли, может тут поставить такую красоту считалось таким же шиком, как у нас в девяностых кожаный плащ и малиновый пиджак?
- Надо сходить, - вслух рассуждал Коля и не делал ни одного шага, - вдруг чего интересное?
- Ага. – Селецкий, счастливо рассмотрев под обочиной сваленные старые мешки, радовался дню без лопаты. В смысле – без врывания в грунт. – Давай потом.
«Потом» так и не наступило. С утра и до обеда мы таскали чертовы мешки, досыпали неожиданно легкий суглинок и укладывали бруствер, прячущий СПГ. Торчали мы на открытом со всех сторон пятаке голой каменистой земли, скорее всего бывшей стоянкой. Разведка рассказывала о мостке как о артерии для левых «наливников» с горючкой, а мы рассматривали сам мост с изрядным подозрением. Больно уж ветхими казались опоры, подкрепленные криво наваренными балками и трубами.
- Жрать хочется. – мрачно сказал Лифа где-то часам к двенадцати.
Лифа вообще все делал мрачно и явным презрением ко всем окружающим. Хотя, кто знает, может дело было исключительно в строении лица и костей. Но с этой мыслью согласились все. И нас ждал сказочный сюрприз.
- С мясом…
Коля не улыбался. Улыбаться никому и не хотелось. Ладно, Колька решил попить чаю раньше всего остального, а кипяток у нас был всегда, подогреваясь в одном из котелков на костре.
Из чего делалась коричневая хрень, вкладываемая в сухпай, не знаю. Но с сахаром заходила вполне неплохо. Колька решил попить чайку вприкуску с сухарями. Да, галет и пластиковых зеленых коробок у нас не водилось. Картонные пакеты прятали в себе, натурально, настоящие ржаные сухари. Чаще всего они попадали в рот уже раскрошенные в куски, но хуже не становились. А тут Колька, довольно достав почти целый, макнул его в кружку… И, рассматривая крохотных красных червяков, полезших наружу, сказал сразу все, что думает про зампотыла полка и дивизии, командование ВВ и командующего группировкой в частности.
- Чего-то мне страшновато кашу открывать.
Селецкий бухтел громко. Я сидел между кузовом и кабиной брошенного ГАЗона и то слышал. Жесть под ножом скрипела недолго и…
- ….. в жопу!
Судя по всему, мы остались без еды от слова «совсем». Так оно и вышло.
На войне, конечно, многое важно. Внимательность, боеприпасы, не спать, правильные позиции и медик поблизости. Вот только воевать с пустым желудком это не очень хорошо. Когда у вас на четверых одна нормальная банка тушенки и две с кашей… а торчать и ждать неведомо кого еще долго, становится невесело.
- Дима?
- А?
Как Сашке пришла в голову блестящая идея побраконьерить, я так и не понял.
- У тебя ж есть граната?
- Да?
- А дай…
Я и дал.
Граната грохнула в пруду, над которым и торчал мосток, выбросила воду и какое-то жидкое говно. И трех синтявок, утонувших раньше, чем Селецкий смог их достать из воды.
В общем, не люблю я рыбалку.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и продажная любовь
Девяностые, война и женщина на войне
Полная версия книги тут