Палатка для взвода все равно, что дом. Ты в ней живешь, ешь, спишь и просто стараешься не свихнуться, когда заняться нечем вообще. Она твой друг и она же твой враг.
Если ее не протопить, единственный плюс – укрыться от снега.
Если ее не утеплить – горячий воздух выветривается на раз-два.
Если… Вообще, так-то, все эти если уходят в сторону, стоит потоптаться даже в простом карауле часа три. Потом палатка кажется раем. Раем, состоящим из двух печек, спящих или звездящих людей, сухих досок, настеленных по полу и всему остальному. Палатки, мать их, становились почти родными.
А как все неинтересно начиналось…
- Манасып, пошли.
Серега Ким невысокий, широколицый, смугло-желтоватый, узкоглазый. Вылитый монгол времен Батыя, когда скалится, глаз совсем не видно, а редкие крупные зубы так и тянут вмазать по ним чем-то тяжелым. Но Ким внушал уважение, и вовсе не потому, что настоящему русскому корейцу положено знать тхэквондо, не. Как раз правильных руко-ного-махалок Ким особо не знал. Он просто многое умел.
На дворе стоял ноябрь девяносто восьмого, до войны нам оставалось меньше полгода, а Ким, будучи единственным духо-слоном второй роты, очень ждал нашего появления. Вторая рота, почти вся, уходила на дембель, оставляя в своей палатке четырех сержантов, старше Кима по службе на полгода и его. Аллес. Так что Серега Ким ждал нас со всей имеющейся нежностью.
- Пошли!
Мы и пошли, за раздербаненную временем и неурядицами армии девяностых палатку караула. Увидев цель, мне погрустнелось. Сразу и надолго.
Война штука сложная, страшная и опасная. Но боев на войне не так много, как прочего дерьма. Мы тогда еще не знали, что впереди нас ждет второй Даг, восемь убитых, много раненых и сколько-то орденов с медальками. Мы знали, что сбоку село Первомайское, а прямо перед нами, мотыляя по ветру зелено-красно-белый флаг с волком, республика Ичкерия. И там нас не особо любят. А еще нам было хорошо известно немного простого и обычного:
На нас наплевать всем, включая главк ВВ, и хорошо, что не наплевать в дивизии.
Мы не американцы и кока-кола, с дизельными генераторами, нам не положены.
На дворе почти зима конца двадцатого века и срочная служба. А раз так…
- Дружба-два, - довольно ощерился Ким, - пользовался?
Я? Двуручной пилой? Я?!
- Не… блин, да я вообще не умею с дровами ничего. И пилить.
- Пилить херня, - снова оскалился Ким, - потом нарубить нужно будет.
- А колун есть?
Ким не ощерился, а расплылся в счастливой и почти родительской улыбке.
- Говоришь не умеешь с дровами… Раз знаешь про колун, то все умеешь.
Ну да, так и есть.
Помню, когда-то ненавидел ездить с дедом опрыскивать картошку. Постоянно туда-сюда с ведрами, постоянно воняет белой отравой для жуков, растворяемой в воде и, самое главное. Постоянно стоишь, ногами держа нанос и вверх-вниз, вверх-вниз его ручку, подавай давление на опрыскивание. Ненавидел, дурак был.
В тот, первый раз с пилой, понял несколько вещей. Пилы бывают хорошие, удобные и тупые без развода. Нам попалась именно такая, а умельца и трехгранного напильника в первом Даге не оказалось даже среди пацанов с Урала или Марий-Эл. Пилить это искусство, кажущееся простым, но заставляющее, от неумения, страдать твоего напарника. С Кимом в первый раз мы поцапались именно там.
Не знаю, кто отправлял к нам сорокалетние, не меньше, деревья для топки, но пилить бревно, диаметров в полметра такой пилой… да в рот его конем, именно так и желаю этого даже сейчас. Но мы справились, за половину нашей отдыхающей смены, за полтора часа. Напилили два бревнища на кругляши, отложили пилу и, закурив, прислушались к храпу за брезентовой стенкой.
- А теперь колоть… - задумчиво сказал Ким и покосился на меня.
А я посмотрел на предложенный колун. И понял, что говно в моей армейской жизни только началось. Колоть командование предлагало нам очень замысловатым способом: кувалдой и сломанным топором без топорища. Хорошо, хотя бы на выбор их оказалось целых три штуки.
- ….., Серег, да я ….., мать! – кратко резюмировалось без цензуры.
- Ничо, я тебе покажу. А потом работай, я пойду посплю.
Он показал, я попробовал. И пробовал до крика в палатке, зовущего на караул. И заснул потом прямо на посту, проснувшись от веселой Кимовской шутки. Он накинул мне на ладонь голый провод от полевого телефона и покрутил динамку. Редкостный говнюк был, чего уж.
Но в палатке, к нашему приходу в час ночи, оказалось очень тепло.
- О! – сержант Ефимчик, разводящий караула, очень обрадовался. – Дрова кончились. Идите колите.
Девяностые, война и пыль
Девяностые, война и продажная любовь
Девяностые, война и женщина на войне
Полная версия книги тут