Руки дрожали, когда я вскрывала конверт. Незнакомый почерк и неизвестный адрес, но я поняла что там. Я не видела его уже лет восемь, а новостей не было около трёх.
Тогда он, не в первый раз, уволился с работы, тихо собрался и сбежал. Как он умудрился не рассекретить свой план здесь, в деревне, где новости несутся быстрее самих событий? Я пришла со смены и сразу поняла, что произошло, это не впервые. Внешне ничего не бросилась в глаза, я поняла, что он забрал с собой немногое, не было его запаха. Куда он уехал на этот раз, в Кишинёв или в Уссурийск – неважно, мне даже не любопытно. Такое странное чувство. Я не заплакала, не кинулась искать, опрашивать, узнавать – наконец-то ЭТО СЛУЧИЛОСЬ И МНЕ НЕ НУЖНО БОЯТЬСЯ ЕГО УХОДА. Страх, что он опять уйдёт, оказался сильнее привязанности, любви, привычки, прожитой вместе жизни. А теперь я от него освободилась.
Теперь это письмо. Я неуверенно достала серый листок писчей бумаги и начала читать, на последних строчках я поймала себя на мысли, что не поняла ни единого слова. Пока глаза читали, память завладела мной полностью и как в кинохронике показывала фрагменты первых встреч, рождение пацанов, пьянки, семейные праздники, скандалы – всё в кучу, и плохое и хорошее. Я начала сначала.
Письмо было от врача какого-то интерната для психически больных. Евстолия Яковлевна, какое имя, прямо профессорское. Они писала, что он находится у них в очень плохом состоянии, сильные провалы в памяти, но заверяла, что в семье при соответствующем уходе, в домашней обстановке ему станет лучше. Она готова покрыть траты на билет, просила забрать. Самое неприятное, что она действительно желает ему добра, это чувствуется.
Сначала я решила не отвечать. Мало ли, письмо не дошло, украли из ящика, почтальон уронил в лужу. Потом мне стало стыдно, эту женщину заботит его жизнь, а меня, жену, мать его детей – нет. Я не имела права ей не ответить. Только вот что написать. Что я согласна. Но я не хочу, годом раньше – возможно, но не сейчас. Я открыла для себя жизнь наполненную СПОКОЙСТВИЕМ, я не завишу от его запоев и вспышек гнева, дети живут самостоятельно, растят своих детей, а у меня, наконец, нормальная личная жизнь. Я не готова это всё потерять.
Седьмой вариант письма улетел в печку. На восьмом листе, измотанная совестью, самоедством, чувством долга, эгоизмом – я написала как есть. Написала про то, как выглядела наша жизнь, сколько слёз и нервов было мной потрачено, про то сколько раз он меня бросал, и сколько возвращался. Про то, как я одна воспитывала и поднимала сыновей. Про то, что я просто не хочу доживать жизнь с психически больным человеком. Не хочу. В конце концов - я его не выгоняла, его выбор – его путь – его итог.
Не по-человечески. Зато честно.
Зная, что буду корить себя до конца жизни, я пошла на почту.