«Кто тут? А, туристы... Ну, заходите, раз пришли, я вам своих котов покажу», – дверь приоткрывается и из длинного коридора мы попадаем в небольшое помещение. Узенький тесный предбанник, на столе чашка с недопитым чаем. Две комнатки. Одна – «жилье», другая – «рабочий кабинет». А все вместе – точка притяжения любителей неформального питерского искусства, мастерская известного художника Геннадия Манжаева.
Еще когда дом на Пушкинской, 10, был не арт-центром, как сегодня, а обычной многоэтажкой, которая никак не дождется капитального ремонта, здесь обосновались представители местного художественного андеграунда. В конце 1980-х их было уже достаточно, а место для творчества отсутствовало совсем. Частные галереи и арт-пространства появились позже, а советская пока еще власть не испытывала счастья от общения с авангардистами.
Однажды, возвращаясь с какого-то своего мероприятия, художники присели у памятника Пушкину на Пушкинской улице «поплакать» о своей судьбе. Выпили. И вдруг сам Пушкин, подняв каменный перст, указал на дом номер десять. Мол, туда идите. Сколько выпили художники, чтобы гений русской поэзии дал им ценный совет, легенда не уточняет. Да только как же было Пушкина не послушать!
Здание готовилось к ремонту и было расселено. Художники зашли сами, потом позвали друзей, еще друзей и постепенно заселили почти весь дом. Здесь они организовали и мастерские, и такие необходимые им выставочные площади.
УТЮГОН И ПРОЧАЯ МУЗЫКА
Все было хорошо вплоть до начала 1990-х, пока они не решили объявить свою территорию независимым государством, вдохновившись опытом свободолюбивых западных хиппи. Аналоги таких творческих районов-коммун, кстати, сохранились в разных странах и сегодня. Так, в Копенгагене существует район под названием Христиания, куда стекаются представители неформального арт-движения. Даже полицейские не суют нос на их территорию – мало ли, взглядами на искусство не сойдутся. Похожий район есть в Вильнюсе. А в Лондоне, говорят, хиппи как-то объявили независимой целую баржу. Предварительно они ее, конечно, угнали.
Администрация города пошла творцам навстречу и даже отремонтировала, наконец, дом. Часть его снова заселили нормальными людьми, часть отдали художникам. Нормальные люди тут же свою территорию огородили и поставили надежные решетки с замками. С тех пор они не любят, когда к ним во двор попадают чужие. Например, такие, как мы – восемь человек во главе с экскурсоводом Александром (экскурсоводы – хитрые люди, у них от всех закрытых дворов и парадных ключики есть!). Ну а художники сделали первый официальный музей неофициальной культуры Петербурга. Сегодня арт-центр «Пушкинская, 10» – единственная на территории нашей страны негосударственная, самоуправляемая, независимая творческая коммуна.
– Здесь располагаются концертные площадки, студия звукозаписи Бориса Гребенщикова, офисы рок-фестивалей, галереи, мастерские. Есть даже музей-храм любви и музыки Джона Леннона, – рассказывает нам Александр.
Кроме всего прочего, на территории арт-центра есть и музей необычных музыкальных инструментов. А в нем каких только странных изобретений нет – от терменвокса, извлекающего звук буквально из воздуха, на котором Ленину в Кремле играли, до утюгона. Утюгон представляет собой нечто вроде стола на четырех опорах, к которому приделаны струны. На струнах подвешены чугунные утюги и гантели. Раскачиваясь, утюги и гантели ударяются друг о друга, резонируют и создают необычное звучание. В свое время его очень любил использовать в своих концертах советский музыкант-авангардист Сергей Курехин.
БЕРЕГИТЕ СТАРОГО КОТА
Разрабатывая неформальные маршруты по Петербургу и собирая материал, Александр Сергеев и Сергей Гончаров, основатели проекта «Ползком по Питеру», познакомились с невероятным количеством людей: художников, музыкантов, граффитистов, писателей. Эти люди неизменно становились частью «маршрута». Они открывали двери в мастерские, делились планами, знакомили с Петербургом изнутри, показывая город живым и нешаблонным.
Несмотря на то что мы пришли в арт-центр уже вечером и явно были для Геннадия Манжаева внезапными гостями, художник согласился нам показать свои работы. И вообще, кажется, мы ему понравились. А нам понравились его коты. Кстати, Манжаев –выпускник омского худграфа, перебравшийся в 1990-е в город на Неве. Несколько лет назад в Омске состоялась его юбилейная персональная выставка «Берегите старого кота».
У художника долго не засиживаемся, обещаем приходить на выставки и снова спускаемся во двор. Александр нас предупреждает: вести себя тихо, не шуметь, не дразнить местных. А то всякое бывало за годы таких экскурсий. И кочергой замахивались на туристов, и водой из ведра поливали. Если для нас, гостей Петербурга, они – старожилы, «аборигены», то мы для них – не больше чем «понаехали». И вообще надоели – ходят каждый день под окнами, «искусством любуются», житья не дают.
А любоваться, а вернее, удивляться, действительно есть чему. Например, единственной в мире вертикальной улице Джона Леннона, автором которой стал самый известный отечественный битломан Коля Васин. Когда-то в 1960-е годы он услышал музыку «Битлз» и с тех пор всю свою жизнь посвятил популяризации группы. Петербургским властям он предложил переименовать улицу Марата в улицу Джона Леннона. Власти такую битломанию не оценили и память французского революционера трогать не стали. Зато когда появился арт-центр, Коле Васину с радостью выделили место под его идею. Так и появилась эта странная вертикальная улица, по которой никому никогда не пройти.
НЕЗАКОННАЯ РОМАНТИКА
Кстати, что до желания забраться повыше, то, рассказывает Александр, огромное количество руферов сегодня предлагает прогуляться по питерским крышам и ощутить «романтику ржавых труб». Только все это, как бы помягче сказать, незаконно. В Питере нет ни одной крыши, куда туристы могли бы подняться, ничего не нарушая. Другое дело, что власти пока закрывают на это глаза. Тем более при таком умении руферов отпирать любые двери и чердаки ничего и сделать-то нельзя. У каждой крыши по полицейскому не поставишь. Да и штрафы мизерные. Так что, господа туристы, пользуйтесь, пока можно. Ведь, по-честному, для большинства желающих весь кайф таких прогулок – в чувстве авантюризма. Никто перед входом не выдает тебе каску, не обматывает страховочным тросом и не заставляет расписаться в журнале безопасности. И крыша тут – настоящая, а не бутафорская, не «первозданные» туристические пещеры в горах с вымощенными тропами и подсветкой через шаг, как на взлетной полосе.
Хотя и крыши можно было бы легализовать без ущерба атмосферности, убежден Александр, сделать из этого качественное туристическое развлечение. Архитектурные особенности питерских крыш сами подсказывают, как грамотно и на благо развития в городе туризма их можно было бы использовать. Так, например, в Петербурге сохранилось почти две сотни башенок МПВО – наблюдательные пункты местной противовоздушной обороны, появившиеся еще до войны.
– Мы хотели обустроить на некоторых из них, откуда открываются наиболее интересные виды, обзорные площадки. Предложили эту идею властям, она им в принципе понравилась. Но в конечном итоге бюрократия все свела на нет. Начались отговорки, что нужно собирать разрешение жильцов, вкладывать деньги, договариваться с МЧС. Это смешно, потому что юридически этих башенок не существует. В 1990-е военные сняли их со своего баланса, а на новый баланс никто не взял. Жаль, что идея не получила развития, ведь с некоторых башенок открываются очень красивые панорамы, – вздыхает Александр.
Так что мы не нарушаем никаких запретов. Мы движемся прямиком в Эльфийский садик.
УЛЫБКА ПИТЕРА
Здесь за углом – какая-то хипстерская бургерная, а когда-то было кафе «Эльф», эдакий филиал знаменитого «Сайгона» при ресторане «Москва». Власти искали здесь протестные настроения, а посетителям садика хотелось общения и чтобы почувствовать себя творческой богемой, как на западе. Кто-то скажет, что в этом дворике тусовались странные личности, которые играли на гитаре и употребляли напитки разной крепости. Но только здесь можно было приобрести запрещенный самиздат, обменяться пластинками, отправить с «курьерами» (хиппи, путешествовавшие автостопом) что-нибудь в другой город или, наоборот, получить посылку откуда-нибудь из Прибалтики.
Видимо, место притягивало, как параллельная реальность в пику существующей власти советов. Потому что едва распался Союз, место потеряло свою значимость, а спустя время на него стали претендовать как на лакомый участок для застройки. К счастью, от застройки Эльфийский садик пока удается отстоять. Сегодня это небольшая детская площадка. О том, что было, напоминает забавный указатель да нехитрая табличка на доме. И то, и другое – чистый хэнд-мэйд, ибо городские власти даже теперь почему-то не жалуют славу этого места, а с ней – и любые попытки ее увековечить.
Одна из дощечек-стрелочек на самодельном столбе указывает на кафе «Сайгон».
Сейчас о кафе «Сайгон» ничего не напоминает, а на углу Невского и Владимирского проспектов, где оно находилось, шикарный отель. Но на протяжении нескольких десятков лет, начиная с открытия, с 1960-х, этот кафетерий-буфет был культовым местом, где концентрировалась неформальная творческая тусовка. Люди выстаивали очереди, чтобы только дождаться, пока из переполненного кафе кто-нибудь выйдет, и юркнуть на его место. Здесь варили кофе при помощи профессиональных венгерских кофейных машин, и за порцией «маленького двойного» стоимостью 28 копеек советский гражданин чувствовал себя человеком из другого мира. Впрочем, место привлекало не напитком, а атмосферой независимости и свободы. Здесь бывали Иосиф Бродский и Борис Гребенщиков, Виктор Цой и Олег Гаркуша и многие-многие другие, ставшие, как и «Сайгон», символом своего времени.
– А вот Довлатову «Сайгон» не нравился. Он говорил: «Слишком много хиппи, слишком много кофе и слишком мало водки», – улыбается Александр.
Довлатов и ставит точку в нашей прогулке. Мы на улице Рубинштейна, где во двор-колодец выходят окна самой известной довлатовской коммуналки. По-хорошему бы из нее сделать музей писателя, а то несправедливо, что в Питере до сих пор нет музея Довлатова. Но по факту здесь снимает жилье семья таджиков, и собственнику коммуналки прибыль гораздо важнее. Так что кроме памятника Довлатову, который появился на улице Рубинштейна несколько лет назад, да алкогольного коктейля с одноименным названием в баре неподалеку – ничего. К писателю коктейль никакого отношения не имеет, но популярностью пользуется серьезной.
Уже темно. Вместо двух экскурсионных часов мы гуляем около пяти. И даже нет желания расходиться, разрывать эту странную ауру, которой мы оказались окутаны.
Заходим в один из баров, полумрачный, шумный, но уютный. Пьем на прощание по крошечной стопочке, которые нам приносит бармен – подарок от заведения.
Напиток отдает шампанским и ежевикой.
– Если есть вопросы, задавайте, – улыбается Александр.
Нет никаких вопросов. Есть ощущение, что город стал еще ближе, что между нами появилась какая-то новая «рифма», никогда раньше не звучавшая. Питер не изменился, он по-прежнему всего лишь позволяет себя любить. Просто теперь он делает это со снисходительной, но все же улыбкой.
У нас будет еще много интересного. Подписывайтесь на канал Русский следопыт, ставьте лайки
