Приятель рассказывает.
Сидели мы на поминках. Только из крематория приехали. Напротив нас пара сидит: он и она. Вообще незнакомые нам люди. И он то водку себе, то коньяк, а то вино. И снова: то коньяк, то вино, а то водку.
А потом вдруг к моей жене оборачивается и говорит:
- А Вы знаете, что он без вас просто пропал бы?
И на меня показывает.
- Чего это? – спрашиваю я.
- Вы его не слушайте, - говорит он моей жене, - он Вам правду не скажет. Я у них часто бывал на Композиторов в 70-е, если бы не Вы, он бы давно уже на себя руки наложил.
Я говорю;
- Когда это я жил на Композиторов? Никогда не жил.
А он снова водку, вино и коньяк, и снова наоборот. И говорит:
- Да как же не жил? Я ж к тебе с бабушкой приходил, с бабушкой Клавдией. Она салфетки еще белые вязала и вам приносила. И твоя мама Серафима Сергеевна, салфетку возьмет, на столик положит, на нее пирог протертый с вареньем поставит… Не помнишь? И нам с бабушкой шепотом каждый раз рассказывала, что Женька-то пропадает, того и гляди руки на себя наложит.
Я говорю:
- Женька – это кто?
Он такой снова водки и говорит:
- Ну, ты и допился, уже не помнишь, как зовут тебя.
Я жене показываю на него и его женщину и говорю:
- Они аферисты, щас мы встанем и уйдем отсюда.
А он:
- То есть ты жене не рассказывал, как мы пришли, а Серафима Сергеевна, мама твоя, орет на лестнице, а мы забежали и помогали тебя из петли вытаскивать? Потом вытащили и чай с протертым пирогом пили.
Моя жена и говорит:
- Его маму, между прочим, зовут Олимпиада Ивановна.
Я тогда встал. Взял длинное блюдо, в котором селедка под шубой лежала, и опрокинул ему на голову – так, чтобы ему еще и блюдом по макушке. С оттяжкой. А потом повернулся и сказал родственникам усопшего:
- Простите, я не мог поступить иначе. И думаю, покойный, - я взглянул при этом на портрет с черной полоской рядом с рюмкой и кусочком хлеба на ней, - думаю, покойный меня бы поддержал. Потому что если вы нас зовете и других приличных людей на поминки, то зачем вы таких несусветных мудаков тоже приглашаете?
Потом посмотрел на него, как он шубу и кусочки селедки с головы стряхивает, взял свою под локоть и ушел оттуда, чтобы дальше не обострять.