У Луизы красивым было одно имя. А ведь ей лишь семнадцать, дальше, обычно, только хуже.
Начнём с внешности и снизу. Тридцать шестой, вроде нормально, но это по длине, а по ширине сорок первый, который ей и приходилось носить, подкладывая в носок носок. Ноги прямые, не в смысле, что не кривые, а буквально – бёдра толщиной практически равнялись икрам и, если икры у неё были вполне себе ничего, то бёдра сами понимаете какие – никакие. Брюки отпадали, только юбки и платья ниже колена или по. Бёдра, но другие, этим словом обычно деликатно именуют зад, были.… Были. О них лучше вообще не будем распространяться. Ну, если только в двух словах – плоскость и…, пожалуй, хватит и одного. Туловище. Талия в стороны как вторые бёдра, вперёд выдаётся, сзади ровно. Следовательно, платье тоже не любое. Да, родителям приходилось потеть, подбирая дочуре наряды. Руки длинные, пальцы короткие. Шея. Вот про шею ничего плохого сказать нельзя, как и хорошего. Шея, как шея. Подобрались к лицу. Ой, совсем забыл про грудь. А впрочем, и немудрено. Неприметная, прямо скажем, грудь. Непримечательная. Лицо квадратное, тяжёлое, большое. Кажется таким из-за челюсти. Прямой аристократический нос диссонировал со всем остальным, особенно с глазами, вид которых кричал о наличии проблем со щитовидкой. К верхней части ушей не придерёшься, идеальна, а вот мочка толстая, мясистая аномально. У беседующего с Луизой взгляд непроизвольно тянулся как намагниченный на мочки ушей. Это будто, если у человека наличествует какое-то явное уродство и ты отводишь глаза от дефекта, а они сами туда возвращаются, помимо твоего желания.
Походка – гибрид манеры передвигаться Чарли Чаплина и раскачивания модели на подиуме.
Вот такой необычный образ сформировала природа через родителей Луизы – в таком деле наверняка не знаешь, что получится в итоге. Так уж. А вот зато, когда она начинала говорить, внешности её уже никто не замечал. Говорила она красиво красивым низким голосом. Говорить она училась, тренировалась перед зеркалом, запоминала интересные обороты и цитаты, а с тембром повезло. Но ведь беседа ещё должна была как-то начаться?
У Антона жизненная ситуация складывалась с точностью до наоборот. И лицо, и формы, ну чистый Аполлон. А вот имя неприлично рифмовалось, что некоторые и делали, но только за глаза или в фантазиях, по-другому боялись.
Обучались профессии эти двое на одном курсе неважно какого института или это был техникум. И один на другого никакого внимания не обращал. Думаю, понятно кто на кого? Пока Луиза не проткнула нос сбоку и не вставила туда блестящую стекляшку, единственная на курсе. Первая. Антон увидел, а подошёл, уже когда её ногти на руках стали чёрными и на двух белели миниатюрные черепа. Слово за слово вышел разговор, и тогда заработала магия голоса девушки. Так и подружились, а далее и сверх того. Странная это была пара, многие удивлялись между собой: «Красавец и Луиза».
Когда подошло время для Луизы показать Антону все бёдра, тому уже была не важна их форма, не так важна. Бёдер много, а такой голос только один. К тому же, Луиза пекла превкусные открытые пироги: с рыбой, с мясом и с грибами. А после последней встречи, той, где ей пришлось показать Антону бёдра и окрестности, выяснилось, что она ещё кое-чего умеет, но тут уж без подробностей.
Эта история вполне могла произойти, да я уверен, что и происходила неоднократно. И совсем не важно, в какой стране, в каком городе и в городе ли. Может, эти двое вообще были неграмотными и звали их Гита и Вишванатан. И бёдра у Гиты выросли на полтора стула, что безумно нравилось Вишванатану, а говорить она как раз не могла, как и слышать. Или это были Гомес и Хуан, и такое случается. А чего удивляться – мир слишком большой и неоднородный.