Вера Иванеева прошла мимо. Мы чуть кивнулись друг другу. Я её мало знал, она сидела за кражу, потом бухала и постоянно выходила замуж, состоя при этом в официальном браке с мужиком, который в данное время отбывал. Жила она в его однокомнатной квартире, служившей приютом любому, кто завернул на огонёк.
После посадки супруга Вера выкинула на помойку старое кресло с алой обивкой. Чем оно ей мешало, не помню, она однажды мне рассказывала по пьяни.
На следующий день выходит из квартиры, а кресло стоит на лестничной площадке. Целое и невредимое.
Вера вздохнула и натруженными руками снова отнесла его к мусорным контейнерам.
Возвращается вечером домой, а кресло опять стоит на лестничной площадке её второго этажа.
Собрав всю свою волю и грехи в кулак, женщина пошла в церковь. Упала на колени перед образами: «Боже, ярость свою ты явил мне, яви благодать! Верни спокойствие в мою душу, прости мне грехи, как я прощаю тебе твои. Окинь своим высоким взором наш Одинцовский район и яви чудо: избавь меня от этого кошмара — ходячей мебели. Больше ни о чём тебя не прошу. Ну, мужа мне хорошего, если есть такой. Но сначала кресло забери, не нужно оно мне — раздай его сирым и убогим. Мне пора, если что — я дома».
Возвращается с богомолья, а в подъезд заходить боязно. Вдруг Господь отвернулся от неё? Так вроде громко кричала в храме беззвучными губами, должен был услышать. Не фраер.
Крадучись поднимается на второй этаж. Стоит кресло, в дверь квартиры упёрлось.
Иванеева выбежала из подъезда, мечется, платок сбился, бежит простоволосая по посёлку, в глаза людям глядеть боится.
Так бы и убежала в проклятую пустоту, но её вовремя остановили:
— Верка, пить будешь? Червонца не хватает.
«Это знак, — подумала на бегу Верка, но остановилась. — Мне надо искупить вину, наверное».
Отдала страждущим последнее, что было в кармане, во имя оправдания судьбоустроенности жестокого мира.
Знак сработал: скоро она встретила свою судьбу. Красивый парень, скромный, молдавских кровей. Отсидевший, а бомба, как правило, в четвёртый раз в одну воронку не падает. Сидит тихо у холодильника. Как она его раньше не замечала? Ведь третий час уже пьют всей гопой у неё на кухне. Кричат, руками размахивают. А этот не машет. Сидит, слушает. Если поможет отнести проклятое кресло на помойку — точно судьба!
Вера беззвучно маякнула Сане — молчаливому гостю столицы, — чтобы вышел из кухни, мол, дело есть.
— Саня, — приблизила сочные губы к его оголодавшему рту, — ты можешь открыть дверь и посмотреть, нет ли чего на лестнице?
От внезапной просьбы парень опешил:
— А что я там должен увидеть?
— Вот это я и сама хочу узнать!
Саня рывком открыл дверь. Сноп света, подчиняясь законам физики, которую Верка так и недоучила на своей последней парте, ворвался на лестничную клетку. Преломляясь от счётчиков и патрона с вывернутой негодяями лампочкой, он вырвал из темноты подъезда яркое пятно алого кресла.
В полуобморочном состоянии Верка сползла по холодильнику на пол и скрипнула ногтем по половице. Саня отбрасывал длинную тень на сатанинское кресло и не знал, что делать.
Верка поднялась и подошла к Сане вплотную. Обняла его сзади:
— Саня, отнеси эту рухлядь на помойку и возвращайся. Я буду тебя ждать.
Саня опять погрузился в раздумья: при чём тут кресло и чётко озвученное предложение любви и ласки?
— Я его сейчас мигом отнесу! Делов–то.
Не успел он договорить, как по подъезду разнёсся скрипучий резкий хохот. По венам брызнул адреналин.
— А–ха–ха–ха–ха–ха! Нельзя выкидывать это кресло! На нём сидел Он! Не выкинешь ты его никогда!
И тут Верка всё поняла. Она выбросилась из квартиры и свесилась через перила на первый этаж:
— Ах ты ж старая ведьма! Сколько ты ещё кровь мою пить будешь? Когда ты захлебнёшься уже?
Снизу зашелестела болоньевая куртка. Этажом ниже жила Веркина свекровь. Её искажённое священной злобой лицо освещала луна.
— Потому что ты совсем спилась и блядуешь, а кресло — это память о моём сыне. Он вернётся и тебя вышвырнет, а кресло останется. Так и запомни: тебя вышвырнет, а кресло останется! Он из него телевизор смотреть любил, а у тебя ничего святого! Только блядские вздохи и слышу каждую ночь за твоей дверью!
— Мама, ну что вы опять начинаете!
— Не мать я тебе! Будь ты проклята! Не смей трогать кресло! Это память о моём сыне! Он вернётся. И убьёт тебя. А кресло останется.
Под проклятия, доносившиеся из забинтованной грязной марлей форточки, Верка с Сашкой оттащили кресло на свалку, там же его расчленили до такой степени, что опознать его не смогла бы ни одна свекровь в мире. На обломках проклятого кресла, взявшись за руки, они пообещали друг другу никогда не расставаться и всегда быть вместе. Во всяком случае, сегодня.
С тех пор молдаванин Саня и Верка Иванеева стали считаться семьёй. Знал я их обоих с хорошей стороны. Они иногда приходили ко мне в гости. Раза два точно. Пару раз я навещал их гнёздышко. Вели они себя тихо, пили не спеша, говорили мало. Идеальные спутники похмелья.