У каждого человека есть талант, которым он управлять не может. Это такие сторонние возможности его сущности. Кому дар Божий, а кому сущее наказание.
Вот мой, в смысле, не мой, но вот у меня талант: если я подхожу к какому–нибудь заброшенному магазину на углу обычной панельной многоэтажки, где покупателей не было со времён его открытия, когда хоть родственники пришли и свадьба мимо сыгралась, в котором продаются исключительно иголки для примусов, а продавщицы — женщины с именами Красавица или Доченька, то стоит мне метров на пять приблизиться к этим продуктовым руинам, как земля разверзается, оттуда, отряхивая комья проссанной собаками земли, восстают покупатели; от кафельных стен домов отделяются люди с каменными лицами и спешат–спешат к магазинчику; с крыш домов на длинных альпинистских тросах катапультируются старушки с клетчатыми тележками и насупленными на брови косынками в одинаковый цветочек; тут же, разбивая людские торосы форштевнем коляски, вдруг появляется из небытия многодетная мать–одиночка: «Ох, пропустите, дома Коленька на плите, а молоко только уснуло»; пара алкашей, которая не просыхала последние два месяца, а тут совершенно сухие и хотят сухого, потому что в прошлом они — штурмовики «Сухого»; неприметный старичок со спизженной в сетевых маркетах гигантской проволочной тележкой и вечным «мне только спички» преданно заглядывает в глаза каждому впередистоящему.
И именно в эту минуту я оказываюсь в хвосте длиннющей очереди. Очередь упорно стоит и упорото ждёт. Очередь по длине такая, что вот сейчас Ленина порционно продавать будут. Но нет.
Это из подсобки торговой точки только что выбежал сынок–троечник продавщицы и начал носиться по двум квадратным метрам, уворачиваясь от тяжёлой материнской руки, случайно вырывая с корнем кассовый кабель; кошка, сто лет назад уснувшая на хлебе «вчера привезли, сама разгружала», вдруг что–то роняет, и Красавица, оторвавшись от вечной возни в звонком нутре кассы, привычным языку матюгом идёт смотреть, какого ляда; и в этот момент, обдавая страждущих выхлопами соляры, к крыльцу причаливает баркас–«газель», который срочно надо разгрузить. Патамушта.
А я просто вышел купить сигарет. И тут же со своей социопатией влился в социум. Даже не влился, а растёкся по нему на целый час стояния и переминания.
Наконец–то очередь доходит до меня. Только открываю рупор, чтобы возвестить Ангела прилавка о «Яве–золотой–две», как ей тут же совершает в голову звонок её начальник. И я ещё минут пятнадцать слушаю «да–нет–этонея–сволочькакая–яейпередам–поняла–нет–да».
Я, озарённый предвкушением первой с утра затяжки, сжимая в кулаках слёзы радости и две пачки, оборачиваюсь к выходу. И никого. Даже дверь в паутине. Кошка на месте, сынок за уроками на ящике с лечо. И ветер в щели. Краем глаза кошусь на кассу: продавщица склонилась над вечной тетрадкой в клеточку и стопкой купюр.
Ничего не было! Ничего не произошло. Тлен. За мной никого нет.
Следующая Петля Времени и покупательское столпотворение тут произойдут, если я вдруг захочу ночью, например, буханку купить.
И всё вернётся на круги, квадраты и ромбы. Такой у меня дар — собирать перед собой очереди из Пустоты.
Так мне сказала мисс Перегрин.
Уважаемые владельцы вневременных магазинов «24»! Очень недорого предлагаю вам свои услуги. Раз в неделю я буду подходить к вашим торговым точкам, а вы уж там будьте готовы: завезите свежего молока «Срок хранения 1,5 года» или что там у вас вкусненького.
Кассу я вам обеспечу. И себе заодно старость.