В шесть лет мама разрешила нам зайти в универмаг, располагающийся в соседнем строении. И не просто зайти, а, нарушив правило пробегания мимо этого заведения в силу маминой нанозарплаты «Серёжа, некогда, честное слово!», мы зашли в отдел детских игрушек. Самый глупый отдел в мире.
Потому что гораздо интереснее играться со сломанными часами «Командирские», фотоаппаратом «Зенит» и дверцей холодильника. И ещё потому, что у меня и так был Большой Белый Медведь, которого я потом убил о потолок, стоя под ниспадающим на меня дождём чихательных опилок.
Зарабатывала мама немного. А на календаре ей 25 лет. Девочка совсем. И тут я: «Ты видела, ты видела, там, на витрине!..» Но звучало магическое «опаздываем», и мы пробегали мимо, едва не вывернув мне шею. А тут — раз! — и зашли. Зачем?
Мама подвела меня к прилавку:
— Выбирай то, что хочешь.
Я тогда не знал, что просить надо было зубные протезы к старости, и ткнул на первое, что мне попалось на глаза:
— Его.
Это был пластмассовый заяц. Он вытянулся во весь рост по команде «Смирно!» и являл собой выгоревшего витринного истукана. Интересно: сколько лет он простоял на солнце? И как я его раньше не замечал? Заяц смотрел разноорбитными глазами мне прямо в сердце.
Мама ещё раз попыталась пробудить во мне голос разума:
— Серёжа, давай купим то, что ты хочешь, а не то, что у них на выброс.
Я не моргая смотрел на это длинноухое уёбище и не мог ничего большего хотеть. А заяц не дыша смотрел на меня. Рядом на полке паслась ещё пара килограммов зайцев, но только этот был смотрящий.
Дети — звери. Они созданы для того, чтобы допрыгивать до сонных артерий родителей, и, вцепившись хваткой, желать себе праздника через захлёбывающееся кровью горло старших родичей, и, пользуясь бетонным покрытием игрушечных заведений со взрослыми ценами, устраивать себе тихое детское счастье, упав ниц и издавая протяжный вой последнего паскудыша. Ради спасения своей репутации родители соглашаются на всё. Беспроигрышный натренированный вариант маленьких хищников.
Но мой выбор был окончательным и не нуждался в сопроводительной истерике. На бетонном полу отдела детских игрушек твёрдо стоял на ногах ребёнок в ожидании самой нужной ему в жизни игрушки.
Мама пожала плечами, пробила в кассе чек.
До дома идти было полторы–две минуты. Я нёс серо–бумажный свёрток и размышлял: «Скоро в школу, можно ли в школу приносить зайцев?» Теперь ему придётся гулять со мной, стоять на столе или где поставят, играть добрые или злые роли, есть со мной отвратительное детское меню, участвовать во всех моих приключениях, а потом, когда я через месяц пойду в школу, он будет меня ждать на подоконнике.
Заяц сражался на стороне «наших» солдатиков, стоял кеглей в детском боулинге, прыгал вокруг тарелки с идиотскими песнями–бормотаниями, отвлекая от вкусной и здоровой пищи, а перед сном выслушивал длинными ушами мои детские обиды и радости.
С зайцем я проспал весь месяц. Он просто втыкался между двумя подушками и внимал. С него сошла вся краска, он стал совершенно безликим. Не игрушечным, а дебиловатым. Я его таскал во все гости и удивлялся: как можно радоваться новенькой немецкой железной дороге, если у тебя нет облупленного зайца?
Куда потом делся этот заяц, я не знаю. Просто вспомнил, что дети живут по своим безумным инстинктам, у них нет правил и законов, цели нет. Они утром просыпаются, а вечером ложатся спать. Их желания не подвержены логике.
А потом дети вырастают и становятся школьниками. Они превращаются в безмолвную, булькающую в себе, грустную субстанцию, вынужденную постоянно слушать: «Нельзя, ты же взрослый мальчик!»
Вчера вечером он ещё был беспечным весёлым дошкольником, а с утра внезапно стал взрослым мальчиком. Оксюморон.
Никогда не покупайте своим детям катастрофических зайцев. Это глупо. Детям станет стыдно за то, что с ними теперь будут делать те, кто пропустил своё детство.
***
Последний месяц детства пролетел, завтра я иду в первый класс.
У зеркала мама наводит глазам стрелки: танцы. Бабушка в лёгком волнении:
— Люда! Ребёнок в школу идёт, а он ни читать, ни писать не умеет!
— На то школа и существует, чтобы его всему этому учить.
— Но у тебя же в группе все дети и читают, и пишут!
— Все дети — это моя работа. А ребёнок — моё удовольствие. Да, Зайчонок?
Мама уже месяц называла меня Зайчонком в честь недавно купленного дурковатого экспоната, напоминая о том неловком моменте, когда я упустил единственную свою возможность осуществить любую материальную мечту ради косоглазого куска пластмассы. Я крутил в руках сувенир, привезённый из–за границы, — стеклянный шар, в котором плавали красивые искусственные рыбки. Интересно было устраивать им шторм в Атлантике, чтобы эти караси почувствовали всеми жабрами тот уровень волнения и страха, который я испытывал перед завтрашним днём.
Все во дворе только и говорили: «Завтра в школу!» Кто с волнением, кто с радостью, а мы, будущие первоклашки, ссались в песочнице от неизвестности накануне Армагеддона.
— Люда! Ты же мать! Тебе лишь бы на танцы успеть, а завтра наш ребёнок окажется самым тупым в классе, это же позор! Мать — воспитатель, а ребёнок совсем неграмотный!
— Мама! Я опаздываю, не видишь? Так, Серёжа, слушай меня внимательно: два плюс два равно четыре. Понял?
— Да, мама, понял.
— Вот так же и с буквами. Всё, я убежала!
На этих словах скользкий тяжёлый шар с пластмассовыми рыбными консервами вывалился из моих рук и грохнулся об пол. Я замер. Меня никогда мама не ругала, не наказывала. Отец тем более. А уж для бабушки я был в семье святым с иконостасом из моих детских каракуль над её кроватью.
Мама меня воспитывала взглядом. Если я умудрялся что–то натворить, она отводила меня в сторону и молча смотрела в глаза. Хуже этого наказания в мире не существовало ничего. Меня не отчитывали, не били, на меня не замахивались. Просто смотрели в глаза, а я стоял и понимал, какое я вселенское говно в связи со своим проступком.
Мама обернулась. По полу текла глицериновая лужа бывшего внутреннего моря, в ней убитой сборной по несинхронному плаванию валялись рыбки. Я обернулся к маме.
Бабушка резко вступилась за меня:
— Люда! Не надо! Он же ещё ребёнок!
— Так. Тряпка на кухне. Мама, не помогай ему. Или мне остаться?
— Что ты, Людочка, мы сами, сами! Иди на танцы, отдыхай! И так света белого не видишь.
Сейчас в школу принято отправлять детей с законченным курсом образования: читающих, считающих, говорящих на иностранных языках. Идиоты, школа для этого и создана, чтобы учить, а не для того, чтобы у детей не было последнего года младшего дошкольного возраста.
Когда можно быть просто ребёнком и спать с пластмассовым зайцем.