Ваньке было года три, когда его отец разбился на служебной "Газели". Мать замуж больше не выходила: слишком сильно любила погибшего мужа. Шли годы, а в шкафу так и висели папкины вещи: свитера и пиджаки, казавшиеся мальчику просто огромными.
- Мам, а папа богатырь был, да? - спрашивал Ванька, когда был маленький.
- Богатырь, богатырь, - улыбалась сквозь слёзы мать, - таких больше нет.
Ваньке двенадцать. Он, что называется, домашний мальчик: шахматы, книжки, английский. Женское воспитание, что поделать. Мать, чтобы привить пацану мужские качества, пыталась записать его на бокс, футбол, айкидо, но как-то не срослось у Ваньки со спортивными секциями. Тем более, что никакие приёмчики не помогут, если хулиганы из класса шире в плечах и ходят втроём. Но всё же Ванька не оставлял попыток стать сильнее: записался в тренажёрку.
Били его часто. Мальчишка то и дело приходил домой с разбитым носом и сломанными очками.
После очередного безуспешного разговора с классной, мать плакала:
- Это я виновата, сынок. Некому за тебя постоять.
- Я сам смогу, - говорил Ванька, - вот отхожу в качалку и...
Но он понимал: трудно превратиться из хлюпика в качка, нужны годы.
Ванька сидел на скамейке в сквере, пытаясь пригладить чёлку так, чтобы не было видно ссадину на лбу, когда к нему подсел мужик. Не то чтобы бомж, но какой-то помятый, с похмелья.
- Что, жизнь бьёт? - спросил незнакомец.
Ванька не ответил, хотел было уйти, но тот продолжил:
- Пацаны лупят? Защитника нет? Поди, мать одна растит?
- Откуда вы знаете? - удивился Ваня.
- У тебя на лбу написано. - Незнакомец кивнул на царапину. - Хочешь, разберусь с ними?
- Хочу, конечно, только... - Ванька окинул взглядом собеседника. Неказистый, глаза добрые-добрые. Потом вспомнил обидчиков: второгодник Самотин, ростом чуть ли не выше физрука; Бутуз, который не боится даже директрисе говорить "И чё?"; про Фильку-медведя и вспоминать нечего: от его лёгкого щелбана синяк две недели держится.
- Сомневаешься? - усмехнулся мужик, - а так?
Он преобразился буквально у Ваньки на глазах: вжал голову в плечи, лицо приобрело выражение "у меня справка, мне ничё не будет, даже глаза будто налились кровью. Новоявленный "Доцент" цыкнул зубом, сплюнул и пробасил:
- Ша, мелочь пузатая, кто ещё моего племяша тронет, будет иметь дело со мной!
И пальцами как хрустнет прямо у Ваньки под носом - мальчишка аж отпрянул.
Ване оставалось только удивляться, как здорово человек вжился в образ откинувшегося дядюшки.
- А ты что думаешь! Я ж артист. Фёдор Привайлов. Да ты и не слышал, наверное... - Лицо "дядюшки" снова приобрело добродушное, немного грустное выражение. - Просто жизнь меня вот так побила. Ролей нет, жена ушла... Да ладно, прорвёмся, - махнул он рукой, - давай лучше к нашей с тобой "премьере" готовиться.
Для создания более убедительного образа Ваня принёс старую отцовскую куртку и свитера. Надев несколько слоёв богатырской одежды, Фёдор в образе урки выглядел не просто злым и буйным, а злым и буйным качком.
Встреча с Ванькиными обидчиками вышла просто эпичной. "Монолог бывшего зэка" удался на славу. Правда, вместо оваций "зрители" наградили артиста шелестом улепётывающих по осенней листве ног. Но это ничего. Главное, что премьера удалась.
- Вот как-то так, - улыбнулся Фёдор, - однокашники твои теперь долго к тебе не сунутся. В общем, считай, что жизнь в своём битье взяла тайм-аут... А дальше...
- Дальше я сам! - подхватил Ванька. - Вы не думайте, я в тренажёрку хожу, просто... Не получается вот так сразу... Кстати, я только сейчас вспомнил, у мамы ваш плакат на стене висит, уже много лет.
Но это уже новая история.