Этот текст я писала два года назад в самом конце мая. Хотела опубликовать у себя в блоге. Но там он сейчас не к месту, и неизвестно, будет ли. А здесь он как раз попадает в тему. Будет немного сумбурно, много рефлексии, без чёткого логического заключения и красивых выводов. Начнём?
О детях
Утро. Отвожу младшую дочь в детский сад. Вот список родительских фраз, что были услышаны за утро: «Ты что ли совсем безрукий? Не умеешь ничего?» «Чего там копаешься? Ничего не умеешь быстро делать. Из-за тебя на работу опоздаю». «Мы тебе специально завязали шнурки так, чтобы легко было обуваться, но ты даже такое простое дело сделать не можешь». «Я тебе не куплю машинку, как у него. Вырастешь, научишься деньги печатать, тогда сам себе всё купишь». «Как можно так медленно идти? Ты это специально?» «Упала? Да там уже не больно. Хватит».
Всё мимоходом, на автопилоте. Особенно зацепило про печатание денег. Ага, вот так дети из приличных семей становятся аферистами. Шучу, но вы же помните поговорку про долю шутки. Ещё про шнурки. Это говорилось настолько умному, сообразительному и много всего умеющему мальчику. А мальчик смотрел в этот момент на меня поверх маминой головы. Очень надеюсь, что он прочитал в моих глазах про то, что шнурки – ерунда. И про «не больно» тоже царапнуло. А потом мы жалуемся на то, что люди бесчувственные. А как чувствовать, если нельзя?
Ну да ладно, это мелочи. Есть же куда более серьёзные истории. Короткие, мельком подсмотренные. Страшные.
Картинка месячной давности. Иду со старшей забирать из садика младшую. По направлению к калитке шагает размашисто женщина. За ней семенит, спотыкаясь, мальчик лет трёх. Он то и дело пытается уцепиться за край её юбки. Ничего не выходит. Он постоянно падает. Плачет. Зовёт маму. Мама рассказывает ему о том, что ей такой ребёнок не нужен. Вероятно, мальчик что-то натворил в саду, а маме об этом только что сообщили. Маме стыдно за то, что она плохая мать. Маме нужно что-то с этим делать. Мальчишка этого не понимает. Он хочет на ручки. Он хочет добрую маму. Мама злится на него за то, что чувствует. Он снова лезет. Забегает вперёд. Падает. Она перешагивает через него. Он поднимается и догоняет. И получает хороший шлепок по попе. Потом ещё. С присказкой: «Чтоб не орал».
«Сука! – говорит моя дочь. – Я бы её убила». Я должна сделать ей замечание. Должна сказать, что так говорить нельзя, рассказать про мирные пути, про то, что эта мама просто устала. Я не могу. Я согласна. Во мне сейчас проснулся такой же мальчик. Ладно, не мальчик, девочка, но это ничего не меняет. Я иду дальше и понимаю, что в моём собственном ребёнке тоже проснулось что-то от этого мальчика. Пусть не в том масштабе, но вылезло. И это оно заставляет сказать: «Сука». И это в том числе и ко мне.
Я часто прихожу в садик к младшей на прогулки. Помочь одеть-раздеть, приглядеть. Я с ними играю. Скупаю коробками пластилин, чтобы лепить с ними. Приношу бумагу и делаю с ними фигурки-оригами. Каждый день покупаю новые мыльные пузыри, потому что пузыри – это про волшебство. Это про сказку. Взмахнула палочкой, как фея. Вот они, кусочки счастья. Я постоянно что-то для них придумываю, вырезаю, клею… Они все просятся на ручки. Это взрослые так не умеют. Дети всегда знают, чего они хотят. Они этого настойчиво просят. Надо мной открыто посмеиваются знакомые. Говорят, что воспитатели хорошо устроились. Нашли бесплатную рабочую силу. А я? Разумеется, дура. Я не хочу объяснять. Это про любовь. Это невозможно уложить в логичные и доступные фразы. Они меня уже любят. Все. И ждут. И я тоже люблю, да. Как объяснить про любовь?
Поначалу некоторые из них мне совсем не нравились. Очень. Особенно один мальчик. Дети все дерутся. Моя тоже. На неё даже жаловались поначалу. Этот мальчик тоже. Вроде, нормально же. Но он не как все. Он, пожалуй, самый умный в группе. Он многое умеет и прекрасно понимает то, до чего некоторые ещё не доросли. Он лупит других не на эмоциях. И не из-за игрушки или территории. Он подходит к другому ребёнку с абсолютно беспристрастным лицом и методично бьёт. Он знает, что я вижу. Он продолжает. Я его увожу. Обвинять или стыдить бесполезно. Он говорит, что тот, другой мальчик сам ударился и теперь плачет. Выдаёт это, зная, что я за ним наблюдала. Ничто не выдаёт в нём обмана. Он обманул бы, пожалуй, и полиграф. Наверное. Я долго на него злилась. Негодовала. Как же так? Хотелось стукнуть порой. Нельзя. Но желание было. Воспитатели быстро нашли способ его усмирять. «Сейчас я позвоню твоему папе». После этой фразы мальчик весь бледнел на секунду и вытягивался в струну. Я догадываюсь, о чём это может говорить, но убеждаю себя, что мне кажется, что это что-то моё личное подсказывает мне такие варианты, что это мой внутренний ребёнок просыпается и подсказывает что-то своё.
А мальчик-то хороший. И ласковый. На ручки просится, обнять тянется. Льнёт, подставляя макушку, чтобы погладили. А ещё он сам себя наказывает. Ставит в угол. Говорит, что он плохой, что обидел того и вот того. Рассказываю ему о том, какой он хороший, какой умный, как всё понимает. Он? Верит. Даже взгляд у него меняется в такие моменты. Родители? А родители хорошие. Действительно, хорошие. Родители чаще всего у всех хорошие. И любят. И стараются. Как могут. Кто виноват в том, что они могут только так, а не иначе? Никто не виноват. Можно привести много аргументов про то, что родители сами были детьми, которых так же любили, как могли. Но так можно докопаться и до неандертальцев, но так ничего и не решить. И да, у меня тоже часто бывает так, что потом стыдно признаваться и больно думать.
Картинка недельной давности. Жду старшую дочь возле речки. В ней купаются дети. Вода грязная, но им больше некуда пойти и нечем заняться. Даже по одежде видно, что семьи их очень и очень скромного достатка. Один пацанёнок берёт хороший такой булыжник, запихивает за пазуху и идёт в воду. Это нечто из другой реальности. Так не бывает. Мозг не успевает соображать. Какой-то мужчина оказывается более сообразительным. Он достаёт пацана. Тот убегает назад в реку. Стоит там. В полутора метрах от берега. Плачет. Молча. Дядька на берегу ругается отборным матом, обещая придушить и лично сломать шею мелкому засранцу, если тот ещё хоть раз приблизится к реке. Другие дети выводят мальчишку из воды. Он уже рыдает в голос. Он не хочет разговаривать. Убежал, оставив на берегу шорты и обувь. А что родители? Ребята, купавшиеся радом, рассказывают, что папы нет. Есть мама. Мама пьёт. И бьёт. Вот она, безысходность. Что тут можно сделать? Что? Мы ушли. По дороге встретили его. Он убежал. Опять. Но тут понятно. Семья «проблемная». Как быть там, где непонятно? Как там, где семья условно «нормальная»?
На днях. Торговый центр. Девочка с мороженым. Мороженое на платье. Мама, хватает девочку и трясёт. Платье жалко. Платье нарядное. Как теперь весь день ходить с таким пятном? Девочка испуганно сжимается. В глазах ужас. Хотя, мама не особо усердствует, не бьёт и даже почти не повысила голос. Их семья явно не на грани выживания. Вся моя одежда и обувь, надетая на тот момент, стоит вполовину меньше платья девочки. Ладно, может, не настолько, но меньше. Но это явно не единственный красивый наряд в гардеробе. Откуда такая реакция у мамы? Невозможно угадать. Она, скорее всего, и сама не знает. Возможно, ей стыдно ходить с ребёнком в таком платье. Что подумают люди? Воспитала такую свинью. Возможно, ей, действительно, жалко платья. Кто знает, были ли такие у самой мамы, а если были, то как бережно она к ним относилась? Может, у неё такое платье было одно и она его берегла, а теперь не может понять, как можно вот так, чтобы мороженым заляпать, не моргнув глазом. Или она тоже была неаккуратной и постоянно умудрялась испортить платья, а теперь ругает не столько дочь, сколько себя, которую видит в ней. Или мама просто повторяет за своей собственной мамой. Но девочка слишком мала, чтобы такое понимать. Увы.
Иной раз смотрю на некоторые картинки из жизни и жалею о том, что в нашей стране нет ювенальной юстиции. Жалею не более пяти секунд. Почему так быстро проходит? Да потому, что если бы такое законодательство действовало у нас, детей можно было бы смело изъять у всех. Разом. Одним махом. У меня тоже. Ведь так, дорогие соседи? Так.
Мы отчаянно хотим детей. Ждём. Мечтаем, как будем самыми хорошими родителями, как не будем повторять ошибки своих мам и пап. Они к нам приходят. Дети. И мы не справляемся. Страшнее всего замечать это в родителях, кажущихся почти идеальными. В тех, с которых отчаянно стараешься брать пример.
Вот замечательная мама двоих детей. Для меня она один из образцов женственности и материнства. Её младшая дочь на полтора года младше моей мелкой. У них любовь и гармония. Она читает умные книжки о детях. Ходит на умные. Она – образец. Мы гуляем вместе. Её дочка очень шустрая девочка. Она цепляется за какую-то железяку, и вот она – дырка на кофточке. Вещь уже не спасти. А маму накрыло. Мама хватает дочь, дёргает её за руку так, что ребёнок орёт. Мама кричит. Это длится меньше минуты. Мама быстро приходит в себя. Она уже прижимает дочку к себе. Ей стыдно. И не потому, что всё произошло при свидетеле. Она всё понимает. Это само включилось. Думаю про себя, что если у почти идеальных матерей бывает так, мне совсем не дано стать хорошей.
Почему? Откуда такая реакция на дырку на кофте? Попробую объяснить. Без углублений в психологию. Этим пусть специалисты занимаются, это не моё. Хотите? Может быть кофта важнее ребёнка? Нет. Не может. Но у мамы зарплата десять тысяч рублей. Думаете таких не бывает? Бывает. С двумя высшими образованиями. Вот так. Дурацкая кофта из комиссионного магазина равняется двадцатой части того, что мама зарабатывает за месяц. Нет, это не оправдание. Но маме теперь нужно решить, купить новую кофту или заплатить за свет вовремя. И ей от понимания, что она не может дать своему ребёнку новую кофту плохо. Когда плохо, сложно себя контролировать. Где папа? Папа есть. Хороший. Работает в социальной сфере. У него скромная зарплата. Подрабатывает ещё, старается. У них съёмное жильё и двое детей. Вечерами, приходя с работы, он видит порой обвиняющий взгляд жены и обиженный – ребёнка. Они понимают про работу, про деньги, но они так чувствуют. Тяжело не видеть сутками любимого человека. Их семья не попадает под меры социальной поддержки. С точки зрения государства, десять тысяч в месяц на человека – уже достаточно хорошо, чтобы не помогать. О том, что после оплаты съёмной двушки остаётся меньше, думать не принято. Государство можно понять. На всех не напасёшься. Не знаю, где в этом случае выход.
Предположу что скажут некоторые. «Не надо было рожать!» Легко и просто. Иногда мне кажется, что имей я при себе автомат, воспользовалась бы по назначению в ответ на такую фразу. Не имеет значения в чей адрес она бы прозвучала. Но это, конечно, гипербола. Слышу, как стучат клавиши ноутбука, когда набираю эту часть текста. А ведь обычно печатаю бесшумно. Цепляет. На самом деле, с этим «не надо было» сталкиваются многие, вне зависимости от уровня жизни, стратегии воспитания, способностей ребёнка или ещё чего бы то ни было. Достаточно сказать, что в чём-то тяжело или сложно. Не жаловаться. Сказать мимоходом. Не спишь ночами, так как деточка постоянно болеет? Так не надо было рожать. Цены на подгузники растут? Не надо было рожать. Пандусов нет, с коляской не проехать? Говорят же, не надо было рожать, если не можешь обеспечить вокруг рай, удобство и комфорт, и вертолёт, чтобы плевать на пандусы с высоты птичьего полёта. Как-то так, да. Утрирую, чуток.
И главное, что этим тыкают друг в друга чаще всего именно матери. Понимать? Не, не слышали. Если понимать, как быть хорошей и правильной? Понимать – это признать, что ты тоже в чём-то не являешься идеальным родителем. Как такое признать-то? Это себе самому говорить боязно. Вот и читаешь на любом форуме, где обитают мамы, о том, кому не надо было. Почти в любой теме. Хоть про то, где мама не успевает обед приготовить, хоть про то, что ребёнок родился со страшным диагнозом, хоть про то, что в детский сад удачно попали, хоть про то, как в сад не попали. И каждая пишет и думает про себя, что это им, другим нельзя было размножаться и оставлять потомство, это они не могут прокормить, купить правильное автокресло, воспитать, научить, вылечить, сделать хорошо, не уставать и так далее. Я-то не такая. Всё делаю правильно. Так? Другие меня поддержали. Я права.
Появление ребёнка для многих оказывается переходом во враждебный мир. Должно быть наоборот, а выходит так. Все поздравляют, но по факту тебе много где теперь не особо рады. Приходишь в аптеку за подгузниками, а там табличка, гласящая, что с колясками по аптеке нельзя. Понимаешь, что незаконно, но сил отстаивать правду нет. Ребёнок только заснул, у тебя два часа, чтобы купить эти памперсы, а ещё что-то к обеду из продуктов, а ещё на то, чтобы сделать то и вот это. Слинг? Выход. Но это лишь один пример.
Идёшь в детский магазин за погремушкой. Стоишь в очереди, а лялька в слинге начинает плакать. Бывает. И не успокоить. Люди в очереди начинают неодобрительно смотреть, морщить носы, хмурить брови. В детском магазине. Что ты за мать-то, что у тебя ребёнок орёт? Пожалуй, тебе не надо было рожать. Я молчу про выход в кафе или куда ещё.
Приходишь в поликлинику. Внутрь с коляской нельзя. В руках карта, на плече увесистая сумка с пелёнками и прочими нужными вещами, ты при этом держишь малыша. Пеленальные столы заняты. Народу много. Вот оно счастье – пропустили без очереди. «Женщина, Вы почему в кабинет без бахил?» Как надеть? Хоть и зубами. Понарожают, потом без сменной обуви по детским поликлиникам шарахаются.
Приводишь ребёнка на приём к врачу, тебе заявляют, что в свои три/семь/десять он должен уметь это. Пусть он уже почти умеет, пусть он кроме этого умеет много того, что и врачу не под силу. Он должен это. Что ты за мать? А? Понаплодят, а потом не могут ничего. Сложно? Не надо было рожать, милочка.
Приходишь устраиваться на работу, а тебя там не особенно и хотят. У тебя уточняют, кто будет сидеть с дитём, ежели что. Мало ли, заболеет. Кто за тебя работать будет? Надо было выстроить карьеру, а потом рожать? Ну-ну. Есть у меня подруга. Выстроила. Родила. На днях рассказывала о том, что просят уйти. Болеет мальчишка постоянно. А она неплохой специалист. Её переманили из другого места туда, где она сейчас. С ребёнком она не нужна. Не надо было рожать. Забыли?
Что бы ты ни делала, можешь оказаться плохой. Делаешь прививки? Хочешь дитё угробить? Не делаешь? У тебя есть запасные дети? Водишь в сад? Зачем рожать, чтобы отдавать чужим? Не отдаёшь в садик? Как же социализация? Записываешь в кучу кружков и секций, нанимаешь репетиторов? Смерти желаешь от таких перегрузок? Не водишь по занятиям или водишь мало? Совсем не от мира сего, если думаешь, что он выживет в современном мире без умения играть на флейте и знания трёх языков. Дерётся? Вырастет бандитом. Не дерётся? Что ж не учите давать сдачи? Утрирую. Чуть-чуть.
Быть плохой страшно. Сделать плохо своему ребёнку – ещё страшнее. Чем страшнее, тем сложнее контролировать некоторые реакции на порванные кофты, на мороженое на платье, на замечание прохожего, принесённую из школы двойку, всё остальное, что случается постоянно.
И всех этих врачей, людей в очереди, начальство и коллег, вынужденных работать за себя и за другого, администрацию аптеки, сидящих за соседним столиком в кафе людей, прочих прекрасно понимаю.
Да, сгущаю краски. Да, я знаю много прекрасных людей. Знаю, что многие готовы помочь преодолеть с коляской эту лестницу без пандуса, что есть много дружественных к детям мест и заведений, что есть прекрасные коллективы на работе, чудесные врачи и учителя, что всё не так уж плохо. Не так уж плохо, но недостаточно хорошо. Пока недостаточно хорошо. Мы сами выбираем своё окружение, дома на улицах с пандусами и нормальными аптеками поблизости. Но не у всех есть возможность выбирать, даже если было всё заранее спланировано и учтено. Всегда найдётся место форс-мажору. И вот ты уже орёшь на своего ребёнка. И вот тебе уже стыдно. Не знаю, какой тут должен быть выход. Не знаю, какой сделать вывод.
