Осенью 1941 года гитлеровцы предприняли генеральное наступление на столицу нашей Родины — Москву. Однако враг был остановлен, а затем и разбит. В этом немалую роль сыграли активные боевые действия на других участках советско-германского фронта. Войска Красной Армии нанесли чувствительные удары гитлеровцам под Ленинградом и Ростовом. Героически сражался Севастополь. Шли напряженные бои под Тимом и Щиграми, Харьковом и Белгородом. Все это не позволило гитлеровскому командованию перебрасывать подкрепления на центральный участок фронта...
19 января 1942 года подразделения дивизии облетела волнующая весть: за успешные боевые действия против немецко-фашистских захватчиков в районе Киева и Тима, за проявленную при этом отвагу и мужество, за высокую дисциплинированность и массовый героизм приказом народного комиссара обороны 87-я стрелковая дивизия получила наименование 13-й гвардейской.
Весной и летом 1942 года 13-я гвардейская ордена Ленина стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор Александр Ильич Родимцев вела тяжелые бои под Харьковом и на Северском Донце.
Гитлер, не считаясь с огромными потерями, как зарвавшийся игрок, бросал в кровавую игру резервы из оккупированных стран Европы. Вводились в бои и войска сателлитов — итальянские, испанские, румынские части и соединения. 13-й гвардейской противостояла 71-я пехотная дивизия противника, прибывшая из Франции, дивизия свежая, полностью укомплектованная и основательно вооруженная. Гвардейцы под корень вырубили 211-й пехотный полк этой дивизии. Тогда гитлеровское командование двинуло против них танки. Три дня и три ночи гремела битва в степи. Гвардейцы уничтожили 113 танков. О подвигах бойцов и командиров 13-й гвардейской написали все центральные газеты.
Боевых успехов добивались стойкие и мужественные соединения, как 13-я гвардейская, но, к сожалению, в целом перевес пока оставался на стороне врага. Ему удалось захватить Донбасс, Курск, Орел, Воронеж, переправиться через Северский Донец и Дон. Стрелы на оперативных картах гитлеровских генералов были нацелены на Сталинград и Северный Кавказ.
В конце июля 1942 года 13-я гвардейская дивизия, выведенная в резерв, переправилась через Волгу и расположилась в районе Камышина и села Николаевского.
С утра до вечера подразделения стреляли, овладевали приемами штыкового боя. Поступило пополнение. Необученных, необстрелянных бойцов ставили в строй рядом с фронтовиками.
Родимцев строго следил за тем, чтобы занятия шли с полной отдачей сил. Копать траншею — так в полный профиль, возводить блиндаж или НП — чтобы выдержал любую бомбежку. Некоторые ворчали: зачем? Успеют еще, наломаются, когда придет черед.
Однако комдив был неумолим. Строго спрашивал и с командиров, и с бойцов.
Трудно ему было в эти дни. Разрывался буквально на части. Полковник Борисов стал его заместителем, а должность начальника штаба оставалась вакантной. Ушел на повышение комиссар Зубков, заменивший Чернышева под Щиграми... Приходилось заниматься и штабными делами, и политико-воспитательными.
Перед тем как лечь спать, а это, как правило, бывало за полночь, Родимцев подходил к оперативной карте, на которой начальник разведки майор Бакай ежедневно отмечал обстановку. Синие полукружия и ромбы рвались к Сталинграду через красные линии оборонительных обводов... Родимцев чувствовал, понимал, что судьба дивизии будет связана с судьбой этого большого промышленного центра на Волге. Понимал и тревожился.
Прибыл майор Тихон Владимирович Бельский. На должность начальника штаба дивизии. Лет тридцать ему, но выглядел моложе. Приятное открытое лицо, приятная улыбка. «Справится ли?» — подумал Родимцев.
Бельский быстро, как-то сразу, вошел в жизнь дивизии, и Родимцев переложил часть своих забот на его крепкие плечи.
С комиссаром Вавиловым получилось не таг; складно.
Михаил Михайлович, ныне генерал-майор в отставке, рассказывал мне, щуря свои добрые глаза в лукавой улыбке:
— Не принял мою персону Александр Ильич. Встретил сухо, строго официально. Однако пригласил вместе с ним пообедать. Я вежливо, но так же сухо поблагодарил его и, подхватив свой вещмешок, вышел из дома. Вышел и подумал: а почему, собственно, он должен был встречать меня с распростертыми объятиями? Как я понял потом, узнав по-настоящему Александра Ильича, тот очень неохотно расставался с людьми, которых хорошо знал и ценил. А моими предшественниками у него были люди дай боже! С Федором Филипповичем Чернышевым он воевал под Киевом и Тимом, с Сергеем Николаевичем Зубковым — под Щиграми, Харьковом и на Дону. Какие комиссары!.. Но — делать нечего, понравился — не понравился комдиву, а работать надо. И весь тут разговор.
Спустя несколько дней, когда Родимцев увидел, что Вавилов основательно взялся за работу среди гвардейцев, дневал и ночевал в ротах и батальонах, вызвал его к себе. Окинув невысокую крепкую фигуру Вавилова с орденом Красного Знамени на груди, спросил:
— За что орден?
Хотелось комиссару рассказать о том, как он, будучи начальником политотдела дивизии, с винтовкой в руках отбивал яростные атаки гитлеровцев на Волоколамском шоссе, как поднимал бойцов в контратаку... Но не рассказал. Лишь ответил коротко:
— За оборону Москвы.
Лед отчуждения растаял...
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!