После ноябрьских праздников у Экипажа начался совершенно новый период жизни. Если еще в октябре в нем царили тишина и покой, то вслед за появлением в его составе все новых и новых групп матросов и курсантов из 51-го учебного отряда подводников Экипаж начал напоминать бутыль с брагой. Однородная мутная масса бурлила и пованивала. Впрочем, сложно было ожидать чего-то лучшего, когда в Экипаже отсутствовал командир. Вернее, формально Кэп существовал. В документах штаба Экипаж еще числился за ним, и даже матрос Головко, последние дни бессменно охранявший с помощью штык-ножа тумбочку при входе в кубрик, представлялся "дневальным по команде Спички". Но старый командир вляпался по самые яйца в уголовку на гражданке и теперь ему, понятное дело, было не до Экипажа. Причем все, даже последний карась, понимали, что нет ни одного шанса, что он вернется и поведет в глубины Океана. Так что все ждали новую метлу...
Кроме того, у Экипажа отсутствовала своя подводная лодка. 314-ая, для которой Экипаж был сформирован лет пятнадцать назад, мертвым грузом висела на швартовых нулевого пирса Базы, а 469-ая морячила со вторым экипажем.
В общем, такие пироги с котятами.
Народу в кубрике было полно. Но толку от него - ноль без палочки. Весь этот народ надо было учить и учить. А ведь вскоре с ним предстояло идти в моря. Как раз на 469-ой.
Старшина команды акустиков Броня окинул взглядом кубрик. Один его матрос стоял на тумбочке, а второй где-то шхерился. Причем так, что даже Броня, сам отслужив и срочную, и полтора десятка лет в сундуках на подводных лодках, не мог его найти. Впрочем, использование старшины второй статьи акустика Кудрявцева в качестве рабсилы в планы Брони не входило. Как-никак Кудрявцеву оставалось всего полгода до дембеля, а Броне предстояло служить как минимум еще год. Кроме того, у Брони был теперь в подчинении еще один матрос. Из новеньких. Как раз для тупой работы на свежем воздухе.
Броня вгляделся в броуновскую движуху, царящую в казарме, пытаясь взглядом отыскать в ней своего бойца. Но лопоухих карасей среди старательно изображавших бурную деятельность недоподводников было по горло. Фигурально и не очень - Броня почти на голову был выше основной массы членов Экипажа. И по этой причине его взгляд то и дело упирался в коротко стриженные макушки карасей. В одинаковой форме, полученной шесть месяцев назад в учебке, и с одинаково опущенными к палубе глазами.
Броня хмыкнул и двинулся к тумбочке дневального сквозь перманентную приборку, проводимую в казарме руками новеньких карасей. Отметив по пути борзого торпедного электрика, еще вчера гонявшего ветошью воду по палубе, а сегодня белой бязью якобы протиравшего декор на пиллерсах, Броня подошел к дневальному, бросил на тумбочку сумку с инструментом и, ткнув для профилактики матроса кулаком в живот, сказал:
- Я на улице минут пять покурю и затем ухожу, Голова. Быстро найди нашего новенького. Он идет со мной.
- На улицу, тащ мичман? - выдохнул Голова, выпрямляясь после пропущенного удара.
- Да. Форма одежды – шинель, шапка, перчатки. Перчатки, кстати, у него есть?
- А я с какого ху...- начал было Голова, но получив еще один тычок, запнулся.
- Организуй, - сказал Броня, - если что.
- Но я же на тумбочке, - напомнил было Голова.
- И чо? Не борзей Голова. Поставь на пять минут за себя корефана, который уже час ветошкой полирует пиллерс. А сам подготовь мне новенького. Жарко мне его искать по сушилкам. Компраневу?
- Так точно, тащ мичман.
- Старший мичман, - поправил Броня матроса.
- Вы не проставлялись, тащ мичман, - бросил Голова и попытался уклониться от последовавшего удара. Удар был в пол силы и лишь вновь на секунду перебил Голове дыхание.
Когда за старшиной команды закрылась дверь, Голова уже пролетел половину кубрика, выглядывая своего младшего товарища. Матрос с нулем в начале боевого номера, обозначавшего его принадлежность радиотехнической службе на боевом посту акустиков во время третьей вахты в море, обнаружился в ленинской комнате среди таких же, как и он карасей, сушивших палубу под столами. Голова поманил к себе акустика и передал приказ Брони, уточнив наличие перчаток. Искомые аксессуары у карася имелись. Голова облегчённо выдохнул, сунул в руки карася оставленный Броней инструмент, и слинял на тумбочку.
И вот, Броня со своим подчиненным, которого мичман по пути через всю 4-ую Флотилию атомных подводных лодок Краснознаменного Тихоокеанского флота гонял по опросному листу, прибыл к месту назначения.
В воздухе пахло зимой. Придя из Японского моря, разогнанные сырым ветром под низким серым небом, на берег набегали волны. Часть из них со всей дури ударялась о скалы в бухте Открытая, поднимая почти до облаков столбы кипящей воды. Броне это напомнило трех каменных братьев на входе в Авачинскую бухту, мимо которой они на 314-ой не один раз возвращались к родному пирсу. Но на Камчатке все было, конечно, более величественно…
Прекратив разглядывать волны, Броня посмотрел себе под ноги. Там на склоне сопки, сбегавшем в море, лежали приборные шкафы.
Выпотрошенные, с облупленной по углам слоновкой шкафы, ранее стоявшие на какой-то древней подводной лодке. Кое-где на шкафах виднелись боевые номера подводников, отвечавших за эту матчасть. У Брони мелькнула мысль, а не спросить ли у комдива-три о происхождении этих шкафов. Но мичман отогнал эту мысль. Оно ему надо? Тем более подобного барахла по бухтам залива Стрелок валяется немеряно…
- Барашки видишь? – поинтересовался у своего матроса Броня.
- Барашки? – непонимающе переспросил акустик с нулем в боевом номере.
— Вот один из них, - поморщившись, сказал мичман и ткнул пальцем в болт на шкафу. – Надо свинтить полсотни штук. Ясно?
- Так точно, товарищ старший мичман, - ответил матрос и приступил к работе.
Мичман посмотрел на море. Там, выйдя из-за полуострова Никольский, на боновые ворота прицеливалась 469-ая. От наблюдения за атомоходом и встречавшим его буксиром Броню отвлек матрос:
- Товарищ старший мичман, а зачем вам эти болты?
- Комдив-три хочет с их помощью натянуть проволоку в сушилке, - не поворачивая головы, ответил Броня. - Кстати, матрос, какой наш прибор находится в седьмом отсеке?..