В отделении интенсивной терапии Ковалев пролежал десять дней. А его жене хотелось, чтобы он лежал там еще месяц. Уж больно хорошие там были условия и уход. Но чего не положено, того не положено. Усадили Ковалева в коляску и отвезли в палату. Палате надлежало быть под номером тринадцать, но чтобы не пугать пациентов, дали номер 12-А. Каждую ночь по очереди мы приезжали дежурить к нему. Досаждали комары и пришлось попросить для Ковалева москитную сетку. …
Когда его выписали, шеф стал подумывать об отправке Ковалева в Союз. И решил завести с ним разговор такой. Но то ли у шефа деликатности не хватило, то ли Ковалев почувствовал себя оскорбленным, но стряслась с ним истерия, причем вечером это было, и пришлось его опять укладывать в больницу…
Билеты ему купили под конец мая. С билетами были трудности. Шеф с переводчиком поехали в Калькутту. И со свойственной ему бесцеремонностью шеф открывал двери всех ведомств и прямо-таки вынудил билеты. Переводчик обозвал его метод выколачивания билетов, методом выкручивания рук. …
Утренний поезд увозил Ковалева к другим горизонтам – к горизонтам Родины. Он лежал на полке. Вагон мягко покачивало.
Хотелось курить. Столько пережитого осталось там, в Дургапуре.
После почти четырехмесячного перерыва он взял сигарету, сделал затяжку.
В голове затуманилось. И возникло ощущение, что не было никакого инфаркта. Что все это привиделось. И жизнь продолжается, как прежде….
А здесь в Дургапуре, индийские врачи удивлялись: «Такой обширный инфаркт, мы думали он не выживет».
«Да ведь вы приняли все меры»- возразил я.
«И все равно мы не думали, что он выживет».
То же самое в один голос заявили и русские врачи.
Видимо, не последнюю роль сыграло богатырское здоровье, подаренное ему природой…
Где-то через полгода получили письмо из Краматорска. Ковалев жив-здоров, работает в заводоуправлении.