В темноте по снегу движется широкий луч прожектора, напарник проходится по стене от башенки до башенки. Иногда останавливается подышать в ладони или в прицел оглядеть окрестности. Изо рта валит густой пар, на шапке ушанке осел тонкий слой инея, дуло винтовки покрыто изморозью.
Я высунулся из башни зычно крикнул, махая рукой:
— Ник, давай сюда, чай заварился!
Напарник последний раз оглядел окрестности и потрусил к лестнице, промёрзшее железо загремело под валенками. Дверь скрипнула, внутрь дохнуло колючим морозом, я поспешно забросил ноги на койку, кивнул на стол с чайником. В прозрачном заварнике плещется едва окрашенная вода, по внутренним стенкам стекают капли конденсата. На тарелочке лежат три куска хлеба и шмат сала, судя по военному штампу раза в два старше меня.
— Ого! Хлеб! — радостно выдохнул Ник стягивая перчатки и потирая ладони, точно пытаясь разжечь огонь. — Сегодня праздник что ли?
— Типа того, — со смешком ответил я — у нас премия, кажется у какой-то шишки в кремле день рождение, вот и нам перепало с барского стола.
— Ух…я уже год хлеба не ел…теперь даже не верю, что в детстве мог спокойно грызть ещё горячую корку, пока домой шёл.
— Не трави душу, жри давай.
Радио, висящие в углу под потолком, зашипело и выплюнуло обрывки фраз:
— Голодный бунт в Москве…кхшссссс… Росгвардия …подавление…жертвы…кхс…
Ник налил чай в древний гранёный стакан, оглядел с неудовольствием и сев за стол принялся трапезничать, нарезая хлеб тонкими ломтями. Я посмотрел на напарника с завистью, в животе требовательно квакнуло, но свою порцию уже съел. Может быть и завтра, в столовой найдется лепёшка или ячневая каша с салом, а ещё лучше гречка…
— Слушай, Игорь… — старательно прожёвывая пробормотал Ник.
— А?
— Как думаешь, у нас всё наладится? Ну в смысле, будет, как раньше, до кризиса?
— Только если закон о ГМО отменят, в противном случае патоген так и будет сжирать больше половины урожая, хотя, думаю ещё года два, и он будет сжирать весь. Слышал, он уже на чечевицу перекинулся.
— Значит нам хана…
— Угу, скажи кому, еще лет пять назад, что Азия станет самой сытой частью света, на смех подняли бы. А счас гляди, ГМО рис и растёт быстрее и питательнее, да и от витаминов лопается. Я уж молчу про кормовые для скота…помнишь вкус свежего мяса?
— Уже забыл. Ну может, если тут удастся построить герметичную ферму, да освоить север таким макаром для земледелия…
— А толку? Не гм культуры приживаются плохо, да и земля здесь дохлая, а чернозём вывозить с юга, как немцы во вторую мировую, нельзя, патоген. Если и получится, то едой обеспечить сумеем разве что центральную Россию, а остальные? Нет брат, без ГМО нам всем каюк, если не от голода, то от голодающих.
После минуты тишины, прерывающейся сёрбаньем Ника, да хрустом сухого хлеба, напарник мрачно сказал.
— А ведь стоит только заикнуться, поехавшие сразу скопом накинутся, все медиа назовут русофобом желающим стерилизации нации. Будут визжать, брызгая слюной, мол есть нужно только натуральное, патоген испытание от боженьки… А этот, как там его, бородатый фрик так и вовсе опять заведёт шарманку про колдунов — учёных, попутно впаривая народу буханку хлеба за тысячи рублей.
— А пища с генами — от дьяволя! — сказал я, стараясь скопировать бесноватый говор бородатого поборника натуральных продуктов, по цене золота.
Мы горько засмеялись, я выглянул в окно, оглядел застывшую в ночи стройку. Покрытые снегом краны и экскаваторы похожи на погибших динозавров, навеки застывшие посреди изрытых полей с торчащими сваями. Чуть дальше ярко освещён огнями склад продовольствия и столовая.
— Ладно, давай спать, смена кончилась. Да и местные по такому морозу в набег не пойдут, разве что к утру, так что лучше выспаться.
— Твоя правда.
Поставив винтовку в изголовье кровати, я забрался под одеяло и закрыл глаза. Сон быстро растёкся по телу тёплыми волнами… Я сижу за богато накрытым столом, ломящимся от различной еды, в старом доме деда, а бабушка с улыбкой накладывает мне в тарелку горячее пюре с котлетами…
***
Ткань сна пошла рябью, я заворочался недовольно бормоча, за плечо требовательно трясут, пробивается взбудораженный голос:
— Давай, просыпайся чёрт возьми! Давай!
С трудом разлепив увидел лицо Ника, бледное до синевы, сон как ветром сдуло, холодным арктическим ветром. Радио хрипит, выплёвывая незнакомые имена через белый шум, в коленях появилось мерзкое, тянущее чувство. Как в детстве, перед чем-то страшным и неприятным.
— Ч-что случилось? Местные пошли в налёт?
— Скирда полная брат…дом правительства взяли штурмом, кремль тоже. Всю полит верхушку посбрасывали с крыши, президента и вовсе удавили в кабинете. Сейчас по Москве депутатов вешают по столбам, как елочные игрушки. Про регионы и говорить страшно.
— Это…как так-то? — Неверяще пробормотал я, чувствуя, как челюсть ударяется о грудь, а глаза лезут из орбит, точно в мультике. — Не может того быть!
— Голодный бунт…радио говорит все подступы трупами завалены, но гвардию просто закидали телами, а когда стянули все силы всё уже было кончено.
По спине пробежал холодный пот, а над головой точно треснул небесный свод. Незыблемая картина мира начала рушиться.
— И что теперь, коммунизм?
— Не знаю…но временное правительство объявило об отмене запрета на ГМО!
Я вздрогнул ещё раз, в животе радостно квакнуло.
— Так что-же…теперь сможем пожрать нормально?
Снаружи взвыла сирена, мы вздрогнули и похватав винтовки выбежали на стену, едва не столкнувшись со сменщиками. Из-за далекого холма бьёт свет фар, десятки автомобилей мчат по заснеженной дороге.
— Боже…вот и налёт… — пробормотал кто-то и всхлипнул. — Как не вовремя то…
— Что теперь делать то будем?
Я передёрнул затвор винтовки, щелкнул предохранителем.
— Что — что…защищаться будем!
***
Машины остановились у ворот, наружу высыпало полтора десятка мужиков, вооруженных сайгами. Вперёд вышел тощий, мужик в военной форме с срезанными погонами, коротко стриженный, с сухим, обветренным лицом. Сделав пару шагов от общей группы, остановился и зычно крикнул:
— Эй, служивые! Новости слышали?
— Слышали.
— Ну так открывайте ворота! У нас бабы и дети с голодухи пухнут! Не продержимся до первых вагонов с продовольствием!
Повисла тишина, пошёл мелкий колючий снег, стало слышно, как снежинки ударяются в воздухе. Спустя целую вечность ворота дрогнули и медленно пошли в стороны, увлекая за собой слежавшийся снег.
Впереди черная неизвестность, хаос обезглавленной страны и слабая надежда, что новое правительство окажется умнее. Я вернулся в башенку, сел за стол и невидяще уставился на радио, продолжающие выплёвывать новости.
Осталось дожить до тепла и нормальной, сытной еды.