Совсем некстати постучали в дверь купе.
- Одну минутку! – крикнул непрошенно-нежданным гостям Чуковский, вскочил с полки и принялся усиленно вентилировать воздух раскрытым томиком Бальмонта.
Стук повторился. Теперь он походил на удары разъяренного буйвола.
- Сейчас-сейчас! – повторил Петр Ильич, но дверь уже с грохотом отъезжала в стенную нишу. На пороге стоял заспанный проводник во рту которого дымилась сигарета. Обе руки его были заняты объемными чемоданами.
- Принимайте попутчика! – лениво сказал он, небрежно бросив тяжелую поклажу и впихивая в купе нового пассажира.
Петр Ильич все еще обеспокоенный состоянием окружающей среды, мельком взглянул на новоявленного соседа и обомлел. Он потерял дар речи, слуха и предвидения. Все трубы мира, казалось, взыграли в его душе! Сердце забилось бешеным зайцем, так и норовя дать деру из молодецкой груди…
В купе входила Клеопатра, Нефертити и Жозефина в одном лице. Тридцатисантиметровые каблучки ступали по мягкой ковровой дорожке, высекая серебряными набойками из ворса голубоватые искры вожделения. Попутчица огляделась, томно провела тонкими пальцами по своей щеке, принюхалась (к ужасу Чуковского) и промурлыкала:
- А у вас ничего… Мило… Уютно…
- Да, у нас уютно, - растерянно произнес Чуковский, неловко падая на свою полку.
Красавица элегантно сбросила с себя длинную норковую шубку, под которой оказался черный кожаный плащ. Следом за плащом наступила очередь драповой куртки, затем шерстяного пиджака, вязаной фиолетовой кофточки и серой водолазки.
- Погода, знаете ли, вещь капризная, - ответила она на удивленный взгляд Чуковского.
Оставшись в одной легкой белоснежной майке и узенькой юбочке, она умостилась напротив Петра Ильича, положив на столик свои холеные руки с длинными аристократическими пальцами. Наступила минута тягостного молчания, часто являющаяся предвестником либо очень близкого знакомства, либо нарочито холодного соседства.
Девушка посмотрела на открытую бутылку коньяка и многозначительно облизнулась влажным розовым язычком. Уловив желание незнакомки, Чуковский плеснул в граненые стаканы (МПС! Что поделаешь!) терпкой жидкости.
- За встречу! – торжественно-пафосно произнес он, встав в полный рост.
- Не стройте из себя гусара, - скептически отреагировала дама, залпом выпила коньяк и, прикрыв ладонью рот, глухо икнула. – Я люблю, чтобы все было естественно. Впрочем – это я заметила, как и вы, - подбодрила она Чуковского, чьи изысканные манеры и тонкое чувство прекрасного были только что уязвлены.
Девушка протянула руку и представилась:
- Виола Иванова. Можно просто Виола, Виолетта, Валетта, Валька. Как меня звать – дело вашего вкуса и моего желания. Но мне кажется, - она приблизилась к Чуковскому на слишком интимное расстояние, - ваши желания и мои вкусы начинают совпадать.
- О… да, замялся Петр Ильич, боясь показаться бабником, Казановой или чего еще хуже – альфонсом.
- А теперь немного о себе. Ведь вас это интересует? – спросила Виола, плутовски улыбнувшись. – Мне двадцать пять. Три раза замужем. С золотой медалью окончила Кембриджский университет. Увлекаюсь танцами, литературой, шейпингом, спиритизмом. Люблю своих родителей, царство им небесное, детей и салат из креветок. Ненавижу насморк, дождливую погоду, слабых мужчин и сильных женщин. Сейчас работаю в модельном бизнесе и еду на международную выставку. Все! Теперь ваша очередь, мистер Икс!
Чуковский оторопел от такого напора. Его меньше всего прельщала перспектива пересказа собственной биографии. В ней было много темных пятен, даже для него самого пустынных ландшафтов и мест, куда не ступала нога психоаналитика. Оставался один, проверенный в таких ситуациях выход: лгать. Легко, виртуозно и безбожно. Придав лицу простецкое выражение, он уверенно начал излагать свою седую легенду.
- Петр Ильич. Можно просто Петя, Питер, Пьер, Пьеро. Мне тридцать шесть. Ни разу не был женат и не выходил замуж. Имею, предположительно, восемнадцать детей. Перенес четыре приступа простатита. Окончил Джорджтаунский университет. Увлекаюсь горными лыжами, игорными домами, охотой, ловлей рыбы на живца. Предпочитаю заирские пельмени, печеночный паштет и вареных раков. С детства не переношу зубную боль, мытье головы, стрижку и потные тела. В настоящее время работаю агентом национальной безопасности. Табельным оружием владею уверенно, взысканий по службе не имею. Перспективен, агрессивен, чужд сантиментов и угрызений совести. Сейчас нахожусь в очередном отпуске. Еду навестить свою старую и больную бабушку.
- И, наверное, в вашей корзиночке для нее припасены вкусные домашние пирожки? – предположила Виола, кивнув на стоявший у ног Чуковского кейс.
- О, как вы догадливы! – воскликнул Петр Ильич и ловко извлек из чемодана горячую пиццу, которую галантно протянул сообразительной девушке.
- Что ж, я согласна! – проглотив угощение, резюмировала Виолетта. – Мы подходим друг-другу. Предлагаю дружить нашими полками.
- Возражений нет! – охотно согласился Чуковский, а сам подумал: «Она поверила, дура! Слава Богу!»
Собеседники вновь сдвинули стаканы и опрокинули по второй.
Наступила вторая минута молчания. Выждав ровно шестьдесят секунд, Виола спросила, блестя шаловливыми и посоловелыми глазками:
- Не желаете ли взглянуть на мои модели?
- С удовольствием! Мне выйти?
- Для чего?
- А вы разве не собираетесь переодеваться?
Девушка снисходительно улыбнулась:
- Совсем нет. Какой вы бываете недогадливый, агент национальной безопасности!..
Продолжение следует...