Родственники пяти жертв террора рассказывают их истории.
В День памяти жертв политических репрессий, Музей истории Екатеринбурга презентовал свой проект — «Частные истории Большого террора». В эту книгу вошли 30 интервью того времени, которые за полгода собрал журналист Юрий Марченков. Редакция ЕТВ предлагает познакомиться с пятью рассказами из сборника — свидетельствами о судьбах уральцев, которые стали жертвами чекистов.
Хотел взорвать Уралмашзавод
История Ивана Феоктистова, директора завода «Уралэлектромашина», рассказанная женой его внука Галиной Бастрыгиной:
— Подкоп под него начали вести давно — в 1936 году арестовали супругу Марию. Два месяца продержали — якобы за то, что среди ее родственников были священники. Это оказался первый тревожный звоночек. Стоит заметить, что Иван Филиппович состоял в ВКПб с 1917 по 1937 год. А затем был исключен из партии как пособник врагов народа…
Его арестовали 10 апреля 1938 года. И начались допросы. Ему не давали передохнуть, страшно избивали. Семье известно, что его истязали, он умолял остановиться, не бить его, говорил, что ему очень больно, не может дышать… Допрашивали младший лейтенант, сержант и оперуполномоченный госбезопасности, совсем молодые…
В чем только его не обвиняли. Не только в том, что он якобы был секретным сотрудником царской охранки, но и в том, что в советское время он возглавлял фашистскую повстанческую организацию на Урале, ставившую своей целью свержение советской власти путем вооруженного восстания в момент нападения Японии на Советский Союз. Для этого он занимался вербовкой в диверсионные отряды. В частности, некий Усольцев сообщал, что был завербован Феоктистовым в диверсионную группу, и им предстояло взорвать Уралмашзавод.
От редакции: 10 июля 1938 года Ивана Феоктистова расстреляли, объявив родственникам, что он получил «10- лет без права переписки». В 1956 году Феоктистова реабилитировали.
Письма Сталину: что с моим отцом?
История рабочего газогенераторной станции Первоуральского динасового завода Франца Карасека, рассказанная его дочерью Майе Бирюхановой.
— Соседи и коллеги вспоминали такую деталь: на работу Франц Карасек всегда ходил в белом костюме, а ведь шуровщики чистили приямки у газокамерных печей от шлака, угольной пыли и грязи. Но отец все равно ходил в белом, переодевался, смывал потом после работы в душе с себя грязь, снова надевал белое и шел с работы…
Арестовали отца 15 декабря 1937 года и доставили в Свердловскую тюрьму. Моя сестра Нина, которой на момент ареста было семь лет, вспоминала, что ночью пришли трое мужчин, провели обыск и отца увели. И еще такую деталь запомнила Нина: один из тех, кто арестовывал отца, уходя, обернулся, посмотрел на нас всех и… Заплакал.
Мама была убеждена, что скоро нас всех тоже заберут и у порога стоял чемодан. Она говорила дочерям: «Меня заберут вместе с Маей, а вы крепко держитесь за руки, не отпускайте друг друга и громко плачьте, не давайте вас разлучить. Вы должны вместе попасть в детдом».
У моего отца выбили признание, в деле имеется его признание в причастности к польской разведке: «…в 1935 г. на Динасовом заводе я был завербован сотрудником польской разведки Данилко».
Представьте себе, я лично писала Сталину, спрашивала, где мой папа. Ответов, конечно, не было… В 1955 году я закончила школу, стала работать. Мне подсказали, что можно написать в Генпрокуратуру. И, наконец, в 1957 году у меня на руках оказалось свидетельство о смерти отца, где указывалось, что он умер 18 августа 1944 года от… желтухи.
От редакции: на самом деле, Франца Карасека расстреляли 14 апреля 1938 года, но его дочь узнала об этом только спустя двадцать лет.
Сорвал на четыре часа выпечку хлеба к празднику 7 ноября
История Нины Гарелышевой, дочери начальника смены свердловского хлебокомбината «Автомат» Франца Мали.
— Мы жили в Свердловске, все было хорошо до тех пор, пока 26 февраля 1938 года папу не арестовали. В 1998 году, когда открыли архивы, мы смогли познакомиться с делом отца. Узнали, что «Мали Франц Францевич обвинялся в принадлежности к контр-диверсионной группе и вел шпионскую деятельность в пользу одного из капиталистических государств, что при вступлении в ВКП (б) скрыл свое иностранное подданство».
Кроме совершенно необоснованных обвинений в том, что Франц Мали якобы скрыл наличие иностранного паспорта, его обвинили в том, что он умышленно сорвал на четыре часа выпечку хлеба накануне праздника, не выполнил распоряжение главного инженера.
А дело было так. Отец 5 ноября 1937 года работал во вторую смену. Его помощница, Васильева, ответственная за тестомесильный цех, должна была дать задание дрожжевому мастеру в десять часов вечера. Она отпросилась у Франца Францевича, начальника смены, чтобы он отпустил ее на пару часов по случаю дня рождения мужа. Папа, доверчивый, добрый человек, ее отпустил, она обещала, что все сделает вовремя. Его вина была в том, что он не проверил, а Васильева пришла поздно, тесто замесили позже обычного, и 6-го ноября, в канун 20-летия Октябрьской революции, выпечку хлеба задержали на четыре часа. Франца Мали обвинили в том, что он злостно задержал выпечку хлеба, заодно припомнили, что он иностранец, значит, еще и шпион.
Когда за папой пришли, его еще не было дома. Зашли двое в длинных черных одеждах, начали обыск. Книги швыряли на пол, туда же отправили моего любимого «Айболита», при этом вслух возмущались, что папы долго нет, что, может быть, он сбежал. Но папа вернулся, а когда они его уводили, он взял меня на руки, поцеловал, на щеках у него была щетинка, и мне было щекотно от нее. Это последнее, что я запомнила об отце.
От редакции: Франц Мали погиб в лагере «Унжлаг» от болезней и истощения.
Расстреляли отца, мать и деда
История Отто Збыковского, сына экономиста Андрея Збыковского и бухгалтера Натальи Збыковской, внука генерала царской армии Федора Мухина:
— Когда за отцом пришли сотрудники НКВД, он еще не пришел с работы. Они ждали его, затем пришли снова. Меня, 10-летнего ребенка, увели в другую комнату. Был обыск. Когда уводили отца, он зашел в эту комнату и поцеловал меня. Все было так неожиданно, мы не знали, что папа уже не вернется к нам. Это было 17 октября 1937 года.
На допросах от отца выбивали признание о принадлежности к шпионской организации в пользу иностранного государства. Но он не сдался и все выдержал. И ничего не подписал…
В обвинительном заключении за подписью начальника УНКД по Свердловской области Дмитриева и прокурора Уральского военного округа Шмулевича сказано: «Произведенным расследованием установлено, что Збыковский Андрей Павлович является членом шпионско-диверсионной организации, созданной шпионом-ксендзом Будрисом. Допрошенный в качестве обвиняемого Збыковский виновным себя не признал, но изобличается показаниями свидетелей».
Приговор привели в исполнение 8 декабря 1937 года. Расстреляли отца, насколько мне установить это, прямо в подвалах НКВД — в том здании, что на пересечении проспекта Ленина и улицы Вайнера. А нам сообщили, что отец осужден на десять лет лагерей без права переписки.
Мама была арестована через месяц… 16 ноября 1937 года. Обвинения те же самые. Но никаких обвинений в свой адрес мама не признала. Поскольку она имела троих несовершеннолетних детей, местные власти сами не могли решить, что с ней делать, и поэтому послали ее дело в Москву для «внесудебного рассмотрения». Через четыре месяца пришел вердикт за подписями Ежова и Вышинского — «К высшей мере наказания». Расстреляли 2 марта 1938 года. В тех же подвалах.
9 апреля 1938 года арестовали моего деда, он был отцом моей мамы, Мухина Федора Федоровича. Это был 70-летний старик-инвалид, который с трудом передвигался даже с палочкой. Он был боевым генералом царской армии, участвовал в русско-японской войне, имел множество наград. После ареста мамы он переехал из своей крохотной комнатки на улице Карла Маркса в квартиру на улице Гоголя, 9, где проживала семья его дочери Натальи, за внуками должен был быть присмотр.
Дедушку обвиняли в том, что он руководил повстанческой белогвардейской организацией, действовавшей на Урале. И это немощный старик-инвалид! Якобы мой дедушка вел активную работу по вербовке бывших офицеров в организацию. Лично им в контрреволюционную работу был вовлечен, к примеру, бывший полковник деникинской армии Мурашов. Расстреляли моего деда 17 мая 1938 года, следствие по его делу длилось 36 дней.
Казнен по доносу пьяного соседа
История шахтера Александра Головина, рассказанная его сыном Василием:
— В 1937 году я тогда уже умел читать. Поступил в первый класс и проучился три дня. Ночью 3 сентября к нам пришли «энкэвэдышники», мы уже спали, я — между матерью и отцом. Я запомнил, как отец сидел очень расстроенный, хмурый, в одной нательной рубашке. Делали обыск, все перерыли. Ничего, конечно, не нашли. Отца забрали. Мы были в шоке. На другой день мать побежала в милицию. Милиция в Березовском тогда была на Ленина-Кирова. Двухэтажка с полуподвальным первым этажом. Мама сходила и восклицала потом: «Боже мой, что там делается!!!»
Оказывается, толпы женщин пришли узнавать, что же там с их мужьями, сыновьями, братьями, отцами… Приходили туда каждый день, надеясь что-то узнать. И я туда тоже бегал пацаном. Ответ всем был один: без права переписки. А по Березовскому уже шли разговоры: эти арестованы, эти, эти…
В здании почтамта был архив, сейчас он переехал напротив. Я узнал, что там может быть личное дело отца и отправился туда. Это было в конце 50-х годов, уже после смерти Сталина. Посмотрел дело, прочитал, потом еще раз приходил и снова читал его… Например, допрос свидетелей. Спрашивают одного свидетеля: «Скажите, а когда спрашивали Головина лучше или хуже жилось при царе?» Сосед ответил: «Да, Головин говорил, что при царе жилось лучше». Спрашивают другого свидетеля: «Вы работали в шахте, и однажды произошел вывал камня в забое и вам сломало ногу. Это ведь диверсия?» Свидетель подтверждает: «Да, конечно, диверсия».
Следователи заставляли отвечать так, как им было надо. И обвинили отца по 58-й статье. Тройка приговорила его к расстрелу. А впоследствии и следователя расстреляли…
Есть связанная с отцом такая история, мне о ней в 1947 году, спустя десять лет, как отца забрали, рассказала мама. Она несла на коромысле воду. Ей повстречался сосед по огородам, с другой улицы. Алкаш, уже много лет на корячках ползал. Фамилия его выскочила из головы… В общем, попался он навстречу маме, как обычно, еле на ногах стоял. «Оля, — обратился к маме. — Что от Сашки? Есть какие-то известия?» Мать ответила отрицательно. «Хороший был парень, — сказал тогда сосед и неожиданно добавил, — это я их тогда посадил».
И тогда мама вспомнила такую историю. Было это 1 мая 1937 года. У отца были друзья. Я их хорошо знал, они приходили к нам в гости. Один из друзей был гармонист Котельников, а также шахтеры Расковалов с Голендухиным. Они отмечали 1 мая. Сначала у Голендухина отметили, посидели, поговорили, песни попели, потом к другому в гости пошли. И тут появился тот самый сосед-пьяница. И пристроился в компанию пойти с ними. А компания собиралась на другую улицу в гости к Расковалову. Женщины стали соседа отправлять домой, никто не хотел его брать с собой. Но он упорно шел за ними. Зашли к Расковалову, закрыли за собой ворота на засов. Тогда сосед в окно полез. Выскочил Алексей Котельников, началась драка. Отец разнял их. Этим дело и закончилось. Вот эту историю и напомнил матери встретившийся ей пьянчуга. И признался, что тогда посадил их.
Вместо послесловия
В Свердловске с 1937 по 1938 годы в ходе репрессий были арестованы и казнены 20 787 человек. И большинство из них — рабочие и крестьяне, учителя и врачи, инженеры и преподаватели. Простые люди. И у каждого — своя история, которую можно и нужно рассказать.
