Не всем быть героями.

В медицинской палатке нечем дышать. Духота обволакивает, душит. Тяжело дышащая Мария распахнула глаза, вспоминая кошмар, что ей только что приснился. В огромной палатке полумрак. Горит только один фонарь, прикрепленный к брезенту потолка. Под ним, на раскладном стульчике, Екатерина Никифоровна читает. Опять читает. Она вообще когда-нибудь спит? Маша не помнила, чтобы видела военврача спящей. Сейчас, в столь редкие минуты затишья, ей бы отдохнуть, но врач опять перелистывает медицинскую энциклопедию...

— Звягинцев, пляши. Тебе письмо. Это кто ж так часто написывает? Молодой радист Володя помахал перед носом Коли треугольником письма. Николай Звягинцев оторвался от пишущей машинки, с досадой глянул на радиста. С Володей они быстро нашли общий язык. У радиста папа тоже не последний человек в своем городе. Напрямую молодые мужчины это не обсуждали, но и так было ясно, почему они оба в штабе отсиживаются. А здесь хорошо, спокойно, 300 километров от линии фронта. В городе почти что мирная жизнь...

Ухоженная женщина в элегантном плаще подошла к подъезду обычной московской трехэтажки. Галина Звягинцева следила за собой, в пятьдесят лет не единого седого волоска. Ее благородного оттенка каштановые волосы аккуратно уложены на затылке. Сроду не догадаешься, что волосы она подкрашивает. Цвет естественный, красивый. Высокомерное лицо почти без морщин, Галина пользуется кремами. Пользовалась... Подходя к подъезду, женщина посмотрела на свое отражение в окне первого этажа. Тяжело вздохнула. Отражение не радовало...

Громкий стук в дверь мешал сосредоточиться, мешал осуществить задуманное. У Николая тряслась рука держащая обыкновенный складной ножик. — Да подождите вы, кто там такой нетерпеливый? — огрызнулся он в сторону двери. Запершись в туалете госпиталя, Коля хотел рубануть швы на лодыжке, растревожить рану, чтобы она подольше заживала, и всё никак не решался сделать себе больно. Это там, под свистом пуль, страх был животным, отчаяние дошло до такой точки, что проткнуть себе ногу не составило особого труда...

Поспать у Маши получилось только пару часов. В пять утра необходимо многим раненым ставить уколы . Вроде это не было обязанностью Марии, она не была прикреплена конкретно к этому госпиталю, но девочки медсестры здесь сильно устали. И пока она тут, можно же помочь. Маша сложила стеклянные шприцы с лекарством в белый железный лоточек, и, прикрыв его салфеткой, пошла по палатам. А в самой крайней он — Николай. Парень, нанесший себе увечье, и, если выражаться правильным языком, дезертировавший с поля боя...

Николай лежал на санитарной повозке и все время искал глазами выведшую его с поля боя медсестру по имени Маша. В повозке стонали раненые, настоящие раненые. Впрочем, так думать нельзя! Он тоже настоящий. Его зацепило осколком снаряда, разорвало лодыжку. И о том, что это не совсем правда знает только Маша. Только она может подвести солдата под трибунал, если раскроет рот. Коле было больно, а рядом раненые, тяжелые. И возница уже вскочил на подводу, собираясь везти раненых в ближайший госпиталь...