Рассказы о жизни звезд

Кабинет номер семнадцать. Елена Валюшкина уже знала его наизусть — каждую трещинку на подоконнике, каждый цветок на обоях. Сколько раз она сидела здесь, в этом неудобном кресле напротив доктора Степановой? Десять? Двадцать? Но сегодня было иначе. — Елена Викторовна, — голос Марины Андреевны звучал мягко, почти сочувственно. — Я должна быть с вами предельно честной... Нет. Только не это. Пожалуйста, только не это. Пальцы Елены судорожно сжали листок с результатами анализов. Буквы прыгали перед глазами, но одно слово она разглядела отчетливо...

...Ирина Салтыкова взглянула на снимок – её двадцатидвухлетнее лицо без грамма косметики, с Алисой на руках. Счастливая, несмотря на тесную квартиру и безденежье. – Знаешь, что сказала мне твоя дочь? – продолжила Наталья. – Что ты всю жизнь ищешь бриллианты там, где их нет. Гоняешься за внешним блеском, тогда как настоящая ценность – в простых вещах. – Ты так изменилась, Наташа, – горько усмехнулась Ирина. – Заделалась философом. – Мы все меняемся. Даже ты, хоть и пытаешься это скрыть. В дверь позвонили...

Москва, апрель 2025 года. Новое модное место в центре столицы собрало весь бомонд. Вспышки камер, нестройный гул голосов, звон бокалов наполнили просторный зал. Ирина Салтыкова, всё ещё стройная и эффектная, несмотря на свои почти 60, улыбнулась фотографам отточенной за десятилетия улыбкой. Вечернее платье цвета шампанского, мягкий блонд волос, идеальный макияж – постаревшая, но всё ещё узнаваемая "отечественная Памела Андерсон". – Ира! Ира, можно ещё фото? Повернитесь вполоборота! – закричали журналисты...

...Андрей Губин взял телефон. Прочитал. Слова Максима в каком-то чате: "Скоро буду на сцене. Губин — мой билет". Боль в щеке вспыхнула с новой силой. Но хуже была другая боль — та, что рвалась изнутри. Он поверил. Он, дурак, поверил. — Ладно, — сказал он, возвращая телефон. — Я разберусь. Настя посмотрела на него, смягчилась. — Андрюш, я просто не хочу, чтобы тебя опять растоптали. Ты и так... ну, ты понимаешь. Он кивнул. Понимал. Но в голове крутилась только одна мысль: Если это подстава, зачем он смотрел на меня так...

Поздняя осень в Подмосковье пахла мокрой листвой и дымом от соседских костров. Вечер, часов восемь, а может, девять — время давно потеряло для Андрея Губина свои края. Он сидел в своей маленькой квартире, где стены, казалось, шептали его старые песни. На столе стояла недопитая кружка чая, рядом валялись пара пустых пачек от таблеток и ноутбук, который не открывался уже неделю. Тишина была такой густой, что тиканье часов из соседней комнаты звучало, как стук в дверь его прошлого. Тик-так. Тик-так...

Ольга сидела за старым деревянным столом, теребя край выцветшей скатерти. За окном завывал ветер, будто кто-то скребся в стекло, требуя впустить. Ей было пятьдесят три, но в зеркале напротив отражалась женщина, которую годы и жизнь будто выжали досуха. Дети выросли, муж… ну, муж давно стал чужим, хоть и спал в соседней комнате. А теперь еще это. Этот холод. Этот взгляд. — Бабуль, ты чего? — внучка Леночка, пухленькая, с косичками, ткнула пальцем в тарелку с блинами. — Опять задумалась? Ольга улыбнулась, но улыбка вышла кривой, как треснувшая чашка...