Екатерина Варшавская

День, бульвар, начало мая. Мед тягучих слов. «Я понятно объясняю?» - Вопрошал Орлов. Мысли, чувства и оттенки, Краски, голоса. Грозный вид Карабутенко, Вера в чудеса. Дождь, пролеты лестниц скользких, Выход из окна. Смех на лекциях Никольской, Тополь. Тишина. Сказки мира, соль Эллады, Зверев и латынь. Дружба города и сада. Герцен. Небо. Синь. Братство мнений и «народов», Громкий стук сердец. Помнишь, как сказал Леонов: «Ранен, что ль, боец?» Боль разлук, прощаний...

Я любила, я Вас так любила! Берегла, как главную регалию, Только почему-то Вы, мой милый, От меня все время убегали. То скрывались где-то в пьяной Ницце, То срывались и летели в Таллин. Я же в незнакомых серых лицах Вас искала жадными глазами. Те пытались, но не находили, Сколько бы и где бы ни искали. Я в бреду рванула по Сибири, Как рвалась когда-то Трубецкая. Но и там опять густые массы Ищут своим судьбам оправдания И меняют в бесконечных кассах На покой ненужные страдания. Ну, а Вы слонялись по Парижу, Вспоминая обо мне едва ли, Тысячи свободных грязных книжек Изучали влажными губами...

Все с презрением звали его Рыжий. То ли за грязно-рыжую заросшую голову с проплешинами, то ли за деревенскую простоту и открытость. Он не обижался. Он уже привык к такому обращению за эти пятнадцать лет. Бабы его шугали, стоило ему только появиться у них на пути, мужики замахивались рукой, и только дети с улыбкой и нежностью смотрели на то, как он, прихрамывая, ковыляет к ним навстречу. Но дружить с Рыжим им не разрешалось. «Даже не приближайся к этому заразному, вишь, какие болячки на спине, ты...