«Тысяча и одна ночь» в Мариинке: когда балет становится восточной сказкой
Сцена ожила. Не просто заиграла светом — задышала. Алые шелка, синие тени минаретов, золото песчаных дюн — краски, словно сошедшие со страниц древней пергаментной книги. Они не просто сверкали — они перетекали, как ртуть в руках суфийского алхимика, создавая узоры тоньше арабской вязи. Танцовщики парили не в прыжке, а в промежутке между двумя вздохами. Их тела изгибались, как буквы арабской каллиграфии, где каждое движение — это не танец, а молитва. Шехерезада рассказывала свою историю не словами — рёбрами, кончиками пальцев, взлётом босых ступней...