Про бабу Маню

Перед Пасхой баба Маня навела в доме порядок. Выстирала, не без помощи социального работника, зановесочки, те, что единым комплектом висели на окнах, на дверях, над печью. Их у неё два: зимний и летний вариант. Второй мне нравится больше, на ткани небольшие цветочки, разные и я люблю их рассматривать, когда забегаю в гости. Для меня эти скромные, обычные зановесочки как символ весны, когда позади снежная зима, а впереди яркое лето… В красном углу тоже наведён порядок, салфетка под иконами скрипит от крахмала, цепочка на которой висит лампадка вычищена, масло в неё долито, церковные свечи лежат на маленькой полочке, рядом. Пора. Баба Маня в тёплой душегрее распахивает настежь окна и двери, чтобы тяжелый, зимний воздух покинул дом и взамен его наполнился свежим, зелёным, солнечным, весенним воздухом. Однажды я, присутствующая при этом ритуале насмелилась и спросила об этой её привычке. -Так все мои делали и бабушка и прабабушка и дети мои сейчас делают. Всю зиму ели да п#рдели, Маринушка, улыбаясь сказала она, - нужно всё это выветрить, чтобы в твоём доме дышалось легко! И тогда подумалось мне, а ведь она, в тот момент, не только о доме говорила и о другом тоже. Именно в светлый праздник Пасхи нужно проветрить и свою душу, сердце, безжалостно изгоняя из себя грусть, уныние, боль, ненависть, злобу, зависть, впуская звонкий, искрящийся смех, радость, нежную любовь и заботу, доброту, веру и надежду. И тогда всем нам дышать станет легче, друзья. И я и моя баба Мани в этом уверены совершенно точно. С праздником вас, ребята! С праздником светлой Пасхи! Станислав Юлианович Жуковский Пасхальный натюрморт

Я так давно к ней не заходила, что ноги сами меня несут в её дом. К бабе Мане. Признаться, честно, она вовсе мне не бабушка и даже не соседка, живет через улицу и родственных связей между нами нет даже на уровне монголо-татарского ига.  У неё справный дом и дети, проживающие в городах, периодически наезжающие и пытающиеся переделать всё, что попадается им под руку, вот микроволновую печь привезли, которую баба Маня боится, «гудит». Так и стоит белая красавица, прикрытая вязанной салфеткой, без дела.  Моя старушка возрастная, далеко за 80 и она из тех, кто похож на бабушек из 20 века и уже на современных бабуль. Читала как- то опус молодой девочки о том, что будни стариков мрачны и безысходны, но глядя на хозяйку дома в этом сомневаешься, ведь планов у неё, даже на день-громадьё. Кой-чего перекусив, так, для вида и приготовив какой-никакой обед, баба Маня выползает на улицу, а здесь уж она найдёт чем заняться: куриц выпустить на свободу, подбросить им зерна, налить воды, накормить шкодную, вечно лающую Жульку, сидящую на цепи, открыть дверцы в огород, проверить подсохла ли земля и огорченно цыкнуть языком, сыровата. Выйти за ворота и присесть на старенькую скамейку, подложив под попу старенькую фуфайку. А тут уж и телевизора не надо. Идут мимо люди в магазин, проносятся машины, подтягиваются соседки. С той слово, с другим полсловечка, глядишь и полдня как не бывало, обедать пора.  В ненастную погоду очень выручает телевизор. Дети привезли большой, экран во всю стену, каждую пылинку в кадре видно, вот и собираются к ней всё те же соседки, чтобы передачи разные посмотреть да новости обсудить. После обеда, где опять то ли ела, то ли нет, чуток вздремнуть и снова окунуться в дела с головой: полить махонькие помидорки, узреть на полу шешебарку, притащенную на хвосте нерадивым Наполеоном и начисто вымести полы, обязательно обзвонить родных и близких, подслеповато щурясь в экран и набирая циферки, сверяясь со старой тетрадкой, хотя признаться честно номера эти она помнит наизусть. На диванчике ждёт недовязанный коверок из остатков старой одежды и любимый котик, которому вдруг приспичило приласкаться.  Вечером, закрывшись на сто замков с удовольствием смотреть мелодрамы на «Домашнем», огорченно хлопая сухой ладошкой по колену в волнительных местах и пуская слезу в трогательных.  Я люблю её, просто за то, что она есть. Вот такая, порою сердитая, но чаще всего милая, добрая, заботливая, какой должна быть любимая бабушка.  И я, в отличие от других, совсем старости не боюсь, потому что с её приходом жизнь не останавливается, она, на мой взгляд, просто становится чуточку бледнее, спокойнее, тише. Как говорит баба Маня: -Было бы здоровье, а остальное купим! –и с этим трудно не согласиться. И да, девочки, каждая из нас чуточку «баба Маня», потому что умеем любить, заботиться и сопереживать, мы будем (кое-кто и сейчас уже есть) отличными бабушками)

Я не видела бабу Маню очень долго, её дети решили, что жить в одиночестве она больше не может и увезли старушку в город. Толстый Наполеон, любимец и гуляка отправился с ней покорять городские просторы, курицы, кролик Степан, герани на подоконнике и дом остались под присмотром соседей. Баба Маня ехать не хотела, сопротивлялась, но сдавшись на железные доводы дочери, надо, ты не можешь жить одна, возраст итд, сдалась и отчалила, еженедельно сообщая мне свои новости. -Я, Маринушка, на двенадцатом этаже сейчас живу, к Богу поближе, - грустно рассказывала она, вздыхая. -Наполеону худо здесь, иссхудал весь, как Кащей иссох. Мои-то к врачу его стаскали, не кот он больше, а так, полкотика. -Ну это же хорошо, -стараюсь я её успокоить, -сейчас спокойным станет, будет возле тебя лежать, глядишь и вес снова наберёт. -Да че уж там, укатали Сивку крутые горки, придётся нам с ним свой век доживать здеся. Каждую неделю разговор наш повторялся, Наполеон всё также плохо ел, спал, какал. Я утешала, как могла, поддерживала, понимая, что страдает вовсе не котик, а сама баба Маня. А на днях качу себе на машине после работы, глянь, а на заборе возле её дома он, собственной персоной, Наполеон. Сидит, на солнце щурится, шёрстка лощённая, морда отъевшаяся, глазюки свои зелёные на меня таращит. Я аж чуть из машины не выпала, своим глазам не поверила, ножкой топ по тормозам, развернулась и к дому. Да нет, не поблазнилось, так и есть, баб Манин кот. А у той, в доме, уж шторы распахнуты и дымок над трубой стелется. Вернулась. Захожу в дом. Навстречу, сияя беззубой улыбкой хозяйка: -Вернулись ить мы, Маринушка, ну его, этот город, Наполеону там худо совсем! А у самой уже бумажные стаканчики накручены и землей наполнены, помидоры сажать собралась. Еду домой, улыбаюсь, как хорошо, ребята, баба Маня вернулась! Жизнь продолжается!

Про бабу Маню. А я сегодня как сонная муха, плетусь на своей Маруське домой, а рот не закрывается просто, зеваю. Еду и мечтаю о том, как нырну в кроватку и прикрывшись тепленьким одеялком буду спать и во сне буду ходить по берегу океана с экзотическим коктейлем в руках. Эх, мечты, мечты, реальность намного прозаичней-накормить, помыть, приготовить. Навстречу нам с Маруськой бодро шагает баба Маня, радостно улыбается при виде нас и поднимает руку вверх приветствуя. Притормаживаю. Высовываю свою мордочку в открытое окно и получаю звонкий поцелуй в щеку. -Давно тебя не видала-говорит баба Маня, перевязывая концы теплого платка под подбородком. Он яркий, с диковинными узорами и чуточку пахнет нафталином, которым она, по привычке, перекладывает шерстяные вещи. -Чего носа не кажешь, натворила чего? –спрашивает она, заправляя прядь моих волос, выбившуюся из пучка, за ухо. Смотрю на её маленькие, сухие ладошки, они теплые и ласковые и меня совсем не раздражают их поглаживания по голове и плечам, как будто баба Маня проверяет на ощупь все ли косточки целы в моем теле. -Заработалась-покаянно отвечаю я, мысленно ругая себя за то, что не нашла времени, чтобы просто позвонить ей. Странно, но это успокаивает её. -Работа у тебя тяжелая, Маринушка, это да. А я что ж, отработала своё, спешить некуда. Я выхожу из машины, кругом люди, не обнимешься лишний раз, но, наплевав на чужие взгляды, прижимаюсь к ней, чувствуя щекой колючий платок. -Ну-ну- говорит она, гладя меня по спине. -А я водки решила купить-продолжает она, - и винца немного. -Как? –поражаюсь я, -опять??? -Ага –по-детски отвечает баба Маня и лукаво смотрит на меня из-под седых бровей. Лет пятнадцать назад старушка заболела, серьезно, долго не вставала и врач скорой тихонько шепнул её детям, всё мол, недолго осталось. Ну они, понятное дело, начали готовиться к исходу, поминки купили, спиртное, место присмотрели на кладбище, а баба Маня возьми и выздоровей, удивив всех. -Куда ж вы столько винища набрали? –удивилась она, увидев ящики со спиртным на своей маленькой кухне. -А чтоб не хуже, чем у людей было-парировала невестка, подавая ящик мужу, который спускал их в голбец. -Водка не колбаса, не протухнет –продолжила она и не ошиблась, спиртное не успело испортиться, странным образом оно разошлось, разобралось детьми, разъехалось в сумках с овощами на городские квартиры, расплескалось по маленьким, хрустальным рюмкам, отзвенело в длинных застольных песнях на семейных торжествах, послужило платой за работу, кою вовек не перелопатить на деревенском подворье.  А у бабы Мани появился новое занятие, она постоянно готовится к собственным похоронам и с пенсии закупает по бутылочке, того и другого, бережно ставит их в шкаф, в надежде, что «всё будет не хуже, чем у людей». Правда запасы её периодически уменьшаются (читай выше) и я уже несколько лет наблюдаю за этим круговоротом спиртного в отдельно взятом доме. Дождавшись её из магазина, довожу до дома и клятвенно заверяю, что завтра непременно, обязательно, сто пудов, не сойти мне с этого места, заеду. И кажется я знаю, что привезу ей в подарок. А вы догадались?