Странник

Он бежал из города теней, пока темнота не накрыла мир плотным, милосердным покрывалом. Силы покинули его окончательно где-то на окраине, в районе частного сектора, где уцелели остовы коттеджей. Он вполз в один из них — с обрушенной крышей, но со стенами, ещё дающими призрачное укрытие. Механически, движимыми инстинктом, он собрал обломки сухой мебели, развёл на полу гостиной крошечный, жалкий костёр. Пламя было слабым, оно боролось с сыростью и сквозняком, но его тепла и трепетного света хватило, чтобы отодвинуть на шаг вселенский холод, исходящий от памяти о тех чёрных силуэтах на стенах...

Бегство из когтей завода-хищника казалось чудом. Лев бежал без оглядки, пока в легких не стало жечь, а ноги не превратились в свинцовые колоды. Он упал в какую-то промоину и пролежал там до утра, дрожа не от холода, а от осознания увиденного — войны между машиной и мертвой плотью. Когда силы немного вернулись, он продолжил путь, двигаясь наобум, лишь бы подальше от этого места. Ориентиром служили развалины, всё более монументальные. Вскоре его окружили не просто руины, а остовы небоскрёбов, пустые глазницы витрин, скелеты мостов...

Лев метался в стальных тисках цеха, как загнанный зверь. Манипуляторы с гидравлическим шипением хватались за края его одежды, а сборочные линии начинали менять траекторию, отрезая пути к отступлению. Казалось, еще немного — и бездушный механизм прижмет его к стене или сбросит в жерло, куда уходили трубы. И вдруг гул завода перекрыл новый звук — нарастающий, низкий гул, похожий на рой гигантских ос. Через разбитые, закопченные окна цеха, расположенные высоко под потолком, хлынул странный свет — не солнечный, а мерцающий, багрово-синий, словно от гигантского прожектора под цвет алого озера...

Решение уйти созрело в нём тихо, после той странной сигареты и жарких споров на площади. Ему нужно было пространство, тишина и отсутствие этих взаимоисключающих правд, давивших со всех сторон. Он оставил записку, взял рюкзак и ушёл на рассвете, пока село ещё спало. Он шёл долго, не оглядываясь, погружённый в тяжёлые размышления. Кто он? Осколок прошлого или порождение хаоса? Сторонник ли он той новой, суровой справедливости, что проповедовал Ленин, или просто жертва, ищущая тихую гавань? Мысли кружились, как осенние листья, не находя места, чтобы улечься...

Возвращение в село далось тяжело. Лева всю дорогу колотила нервная дрожь, а ребята шли молча, поглядывая на него с тревогой. Галлюцинация (или что бы это ни было) оказалась куда страшнее любой физической угрозы – она атаковала саму основу его личности. Идиллию родных улиц нарушали голоса – громкие, полные жаркого спора. На центральной площади, у подножия бронзового Ильича, столкнулись два мира. С одной стороны – Ленин-монумент. Его металлический голос гремел, как набат, отчеканивая фразы: «…эксплуатация...

Лев вёл группу молодых ребят – Сашку, Витька и Ирину – на разведку в соседнее, считавшееся полностью заброшенным, село. По данным их поста, оттуда несколько ночей подряд видели странные огни. Село и правда стояло пустое, но… слишком чистое. Ни поваленных заборов, ни заросших бурьяном огородов. Дорога была подметена, а на крышах некоторых домов даже целела черепица. Это неестественное спокойствие всеобщего упадка настораживало. «Как будто тут кто-то прибирается», – прошептала Ирина, сжимая в руках самодельный лук...