Месть Аиды

Сгустились сумерки. Пелагея Ивановна со своей старой подругой Зинаидой Марковной ходили вкруг села, кричали, звали, стучали в окна к соседям, разыскивая Мирослава. Селяне - кто участливо советовал и сочувствовал чужой беде, кто просто пожимал плечами, а кто и так, со смешком: -Он у вас почитай каждый месяц сбегает, волчонок ваш... Отпустили бы вы его уже на волю да не мучали... Видите же, не приживается он, кровь дедова в нём говорит, кровь его не отпускает... Пелагея Ивановна всё отмахивалась от таких насмешек, не обращала внимания...

Дверь в палату закрылась и следователь остался один. Какое-то время он вертел ещё машинально черно-белую чуть помятую фотокарточку в руке, с которой на него, как теперь казалось, с укором смотрели глаза его супруги и сына - пятнадцатилетнего юноши, который гордился своим отцом и желал пойти по его стопам, служить в правоохранительных органах. Илья Сидорович задумался: а кто, собственно, знает, чем ему приходилось заниматься всеми этими лунными ночами?.. Кто в курсе? Кто сможет доказать? Мальчишка-юнец,...

Илья Сидорович открыл оба мутных глаза и уставился на сына хирурга. Тот переминался с ноги на ногу возле кровати в надежде всё объяснить и уговорить. -Понимаете... дяденька следователь... Мы с вами... нелюди! Мутный взгляд пациента приобрёл нотки подозрительности. У Ильи Сидоровича, который с трудом отходил от наркоза и сам ещё толком не понимал, где он, вопросительно и очень недовольно поднялась бровь. Он пробурчал: -Зачем это? Что это? Иди-ка отсюда и не мешай. -Нет-нет! Вы прыгнули через ножи! Тут дверь в палату открылась и на пороге показался отец Мирослава...

Время пять утра. В коридоре больницы скрепят деревянные полы - это ночная санитарка Клавдия Семёновна, устало переваливаясь с ноги на ногу, идет из операционной на пост, сообщить, что операция закончена и пора везти каталку, чтоб отправить пациента в палату. Сонная медсестра Варечка кивает, и, зевая и вытирая слёзы с отяжелевших от желания поспать век, взбадривает себя и направляется в конец коридора за каталкой. В больнице тихо, в палатах спят пациенты, лишь на посту медсестры монотонно гудит и периодически вибрирует люминисцентная лампа...

-Стреляй в него! Стреляй! - отчаянно пытался перекричать всеобщий хаос пятившийся назад Пахом, но Трифону было не до этого: три огромных оборотня со столбом взметающегося за собой снега мощными рывками быстро покрывали расстояние и неслись прямо на него. Чужую опасность он не видел. Он смотрел в глаза СВОЕЙ смерти... Демьян к тому времени вырвал кисть из пасти Аиды и пытался ночью, в этой заварухе, в тёмном от крови рыхлом снегу отыскать своё ружьё. Наконец он нащупал его, но разорванные клыками...

Охотники насторожились, вскинули ружья. Лукьян сплюнул в сердцах: -Так и знал, что своих приведёт... -Что делать будем? Сколько их там, черт знает? И этот, что у леса: кто такой? Мужики стояли у кромки леса в нерешительности. От окликнувшего их человека было метров пятьдесят, но из-за темноты опознать его они затруднялись. -Федот, ты? Кто это? - продолжал пытать темноту Пахом, одной рукой удерживая хрипящую и свистящую Аиду. На той стороне было молчание, силуэт не двигался, словно выжидал. -Так, мужики, что делать будем? - снова лихорадочно выяснял Трифон, держа винтовку перед собой на взводе...