"Жду тебя с Великой любовью..."

Последний раз я видела бабушку живой за четыре года до ее смерти, в 1993 году, приехав в Москву регистрировать издательство. Тогда она, уже десять лет как овдовевшая, почти силком потащила меня в Донской монастырь, где проводила рядом с церковью и могилой мужа большую часть времени. Там только открыли мощи святителя Тихона (Патриарха) и выставили их для поклонения – не в главном храме, а где-то в боковой часовенке. Я была в джинсах и кожаной куртке, не привезя с собой юбки, чтоб идти в церковь и, кроме того, у меня просто раскалывалась в то утро от боли голова...

В будущем они были счастливы – такая образцовая интеллигентная семья, где глава семьи – единственный добытчик и кормилец (инженер-изобретатель), а его жена – уважаемая домохозяйка, в хорошем смысле – домоправительница. Через четыре года после войны, в апреле 1949-го у них родился сын Владимир, в будущем – известный ученый, физик-ядерщик, доктор наук. Сохранились письма Димитрия в роддом, где Тамара родила своего второго ребенка. (Именно тот подозрительный роддом, пользовавшийся в народе дурной славой,...

Но все невыносимей бесполезное и уже не нужное ни ему, ни Родине прозябание в Одессе! Письмо от 8 марта 1946 г.: «Несмотря на всю эту служебную нуду, как говорил Маяковский (а для меня это нуда в буквальном смысле слова), время летит с какой-то поражающей быстротой, и я считаю уже не днями, а неделями. Меня просто пугает эта быстрота, с которой уходит время! Должен же я что-то успеть сделать в этой жизни, а не просто жить! Причем, жить в постоянном стремлении к своим идеалам, в неудовлетворенности своим настоящим, как живу я сейчас...

Осенью победная эйфория завершилась вполне, как и европейские путешествия: с октября Димитрий уже в Одессе. Все бесит, приказа о демобилизации нет, никак не вырваться на волю. Ходил на концерт Вертинского. (Да, да, так вот обыденно: сидел в зале, смотрел на сцену, где, сидя за огромным, наскоро настроенным роялем, грассирующим тенором – «Над ̕гозовым мо̕гем вставала лу-уна…» – хрупкий бледный человечек легко и просто вынимал душу из присутствующих – а море, фиолетово-бирюзовое, подпевало из-за ближайшего угла)...

«Жду тебя с Великой Любовью»… – эти ликующие слова заканчивают одно из бабушкиных писем сразу после войны. Сначала обоим кажется, что встреча произойдет вот-вот. Тамара даже трогательно дает мужу свой рабочий телефон: Ж-4-31-26. Дескать, если приедешь внезапно, – звони, сразу прибегу… (Набрать бы этот номер сейчас, но как быть с буквой «ж»? Право, кажется, что, если б не маленькая эта загвоздка, то там сразу сняли бы трубку, я бы вежливо попросила к телефону Тамару Сергеевну – и тогда… оттуда зазвучал...

А вот еще замечательное письмо, где совместилось самое простое, человеческое – с уже истинно гражданским, вновь чисто русским, очевидно не советским: «Действительно, Олечка паинька на фотографии, но вместе с тем чувствуется, что она далеко не всегда такая. Такая живость во взоре, такая «лисичка-сестричка». Как она сама говорит: «Я хитрая, как лиса». Только подумать, что ей 26 мая исполняется всего 4 года! Я помню, что в том месяце, когда я был в Москве, она меня чрезвычайно поразила. Я шел тогда...