Рассказы про наследство

Всё началось с того самого взгляда — того, каким Гена смотрел на папину квартиру. Не на папу. На квартиру. Словно оценивал товар в витрине магазина, прикидывая, сколько можно выручить и как быстро перепродать. Я заметила это еще полгода назад, когда мы приехали к родителям на семейный обед. Гена ходил по комнатам, постукивал костяшками пальцев по стенам, заглядывал в окна с видом на парк. «Метраж приличный», — бросил он тогда между делом. Я промолчала, решив, что показалось. Но это не показалось...

— Убирайся отсюда, пока я не передумал! Мать оставила дом мне, понятно? Тётя Зина застыла в дверях кухни, прижимая к груди потёртую сумку с продуктами. Снег с её пуховика стекал на линолеум маленькими лужицами. За окном метель гнала по двору сухие вихри — январь выдался лютый, как назло. — Паша, ты что несёшь? — голос её дрогнул, но она всё ещё пыталась улыбнуться, словно не веря услышанному. — Какой дом? Мы же с тобой семья... — Никакой семьи! — Павел швырнул на стол пачку документов. Бумаги разлетелись веером, одна скользнула на пол...

Ключ застрял в замке с третьего раза. Пальцы замёрзли так, что я почти не чувствовала металл. Январский ветер бил в спину, задувая снег под куртку. Дверь наконец поддалась, и я шагнула в тёплый подъезд бабушкиной многоэтажки. Точнее, теперь уже моей. Пахло чем-то знакомым – смесь старых батарей и соседского борща. Поднимаясь на четвёртый этаж, я всё ещё не верила, что всё это реально происходит. Бабушка умерла полгода назад. Тихо, во сне. Я не успела приехать попрощаться – работала на ферме, телефон разрядился, а когда добралась до зарядки, было уже поздно...

— Да ты посмотри на неё! Крутится, вертится, как юла проклятая! — Нина Степановна швырнула на стол связку ключей так, что соседская кошка за окном шарахнулась от звука. — Думает, раз муж её любит, так ей всё позволено? Ещё посмотрим, кто тут главный! Морозный февральский вечер царапал стёкла ледяными узорами. В старом доме на окраине города, где каждая половица скрипела на свой лад, разворачивалась драма, о которой никто из соседей пока не догадывался. Но они узнают. Обязательно узнают. Вера сидела на кухне и смотрела, как в чашке остывает чай...

— Ты что, совсем рехнулась?! — Андрей швырнул телефон на диван так, что тот отскочил и упал на пол. — Моя мать нуждается в помощи, а ты тут устраиваешь истерики! Лариса даже не обернулась. Стояла у окна, смотрела на метель за стеклом — снег валил косыми хлопьями, залепляя всё белым саваном. В комнате пахло борщом, который она варила с утра, и этой затхлой тяжестью, что всегда висела в воздухе после их ссор. — Да с какой это стати я должна дарить дом твоей матери? — выдохнула она, не повышая голоса...

— Убирайся из моего дома! Вон отсюда, нахлебница! Снежная крупа билась в окно, словно просилась внутрь — погреться, укрыться от январской стужи. А внутри дома на Садовой было ещё холоднее, чем на улице. Катя стояла посреди кухни в чёрном платье, которое надела утром на кладбище. Платье было чужим — взяла у соседки, потому что своего траурного не было. Да и откуда ему взяться у тридцатилетней женщины? Никто не готовится хоронить мужа в тридцать лет. — Валентина Петровна, давайте успокоимся... — начала она, но свекровь перебила её, шагнув ближе...