Последний Царь

Не Октябрь был враль, а Февраль – благоверный временщик с красными бантами, с хоругвями и крестами, ой-да с крестными ходами, да с молебнами, мол, целебными, благодарственными Богу за Февральскую подмогу, что, любовию горя, исцелились от Царя. И пропел Синод-льстец: «Самодержавию конец! А Благоверному Правительству Временному – многая...

Мудрость мира сего ничего не простит простецам из того, что не выдумал мир обезумевший сам. Мудрость мира сего простоту победит клеветой – и не важно, какой: богословскою или мирской… А святой – по понятиям мира сего: полудурок, слабак, неудачник, юрод – и в убитой России благодатию Божьей живёт! И народ, где вслепую, где криком, а где втихаря, поминает последнюю...

Он был наивен – не предполагал, что пасть возможно на колени не для молитвы, а в измене – отвергнув русский идеал. Как можно, думал он, отвергнуть Святую Русь – святую старь? – и в мерзость запустенья ввергнуть как можно?!...

Растерялась Русь православная, как меж плевелами расти? – и явилась тогда Державная Матерь Божия на Руси: в ночь Царёвую Гефсиманскую снизошла на Русь благодать и сподвигла жену крестьянскую мироносицей...

.Снежным утром 18 марта 1997 года, в четвёртый день молитвы к Святым Царственным Мученикам – впервые как ко Святым! – в моём доме чудесным образом распустилась прошлогодняя верба, вспыхнув одномоментно с е м ь ю пышными зелёными побегами… Веры мало – верба есть: по молитве Царской мёртвый прут семь раз расцвесть смог зелёной краской! Прошлогодний голый прут на окне заснежном, словно Лазарь из-под пут, вышел цветом нежным. Это было посреди марта – по Державной в день четвёртый – на Руси, чудом православной! Просто вдруг четыре дня словно по подсказке шла молитва у меня к Мученикам Царским...

И от белого и от алого – стонет Русь от горя немалого, словно мать, потерявшая сына, по народу плачет Россия. Так случилось, что ей под старость ничего в дому не осталось, кроме имени да медали, что за многих сынов ей дали. Старший сын за неё вступился – да убился, а средний спился, а меньшой, тот врагу предался, с кем старшой за неё сражался… Стонет Русь – сама не святая: то распятая, то пропитая, то за Грозным самим Иваном, то под Гришкой каким – смутьяном. Вот и шли несхожие чада: мать есть мать...