Точка невозврата

— Ты просто зажралась, Диана! Ты бросаешь семью, ломаешь жизнь Вадиму ради своих минутных прихотей! Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны?! Голос моей сестры, Ирины, звенел в пустой гостиной, перекрывая шум дождя за окном. Она стояла у окна, скрестив руки на груди, и смотрела на меня так, будто я только что призналась в серийных убийствах, а не в том, что подала на развод после двенадцати лет брака. — Прихотей? — я усмехнулась, чувствуя, как внутри ворочается тяжелый, холодный ком. — Ира, я два года не сплю без таблеток...

Говорят, что самый страшный момент — это когда ты понимаешь, что больше не управляешь своей жизнью. Ложь. Самый страшный момент — когда ты смотришь в зеркало и понимаешь, что ты больше не управляешь собой. В то утро я торопилась. Надо было успеть на родительское собрание в лицей — показать миру, что у меня все идеально: ребенок отличник, я — ответственная мать, муж (успешный, конечно) в командировке, дом сияет. Я надела свой «дежурный» свитер, уютный, но бесформенный, цвета серой тоски. Натянула его на себя, как броню...

Годовщина. Двадцать лет. Круглая, стальная, как наручники. Я сидела в красном. В том самом красном платье, которое видела на витрине полгода назад. Цена кусалась — как собака, охраняющая вход в мою прежнюю, бесшабашную жизнь. Я купила его. Купила тайком, спрятав чек и надеясь, что муж, Петр, увидит, как оно сверкает на мне, как я сама сверкаю. Увидит, как сильно я хочу, чтобы в этот вечер мы были только мы. Не родители, не коллеги по работе, а просто двое, у которых когда-то было сердцебиение в такт...

Ровно двенадцать месяцев. Я считала не дни, а этапы. Этап первый: бессонница. Этап второй: ненависть. Этап третий: тишина. И вот, я стою в этом ярко-красном платье, которое называется «Месть» (хотя на самом деле оно просто «Жизнь, которая началась без тебя»), и чувствую, как эта третья стадия — тишина — пульсирует под кожей. Все было идеально. Бокалы звенели, кто-то рассказывал шутку про крипту, а я, Диана Раневская, — не та, что заикается от стыда, а та, что написала свою первую книгу о самоценности, — чувствовала себя новой...

Я сидела на полу в прихожей, прижимая к груди старую, пахнущую лавандой, коробку с нашими свадебными фотографиями. И слушала. Слушала, как за закрытой дверью кабинета рушится мой мир. Не с грохотом, нет. С тихим, вкрадчивым, предательским шепотом, который, как кислота, разъедал остатки моей веры в людей. — Да что она сделает? — это был голос моего мужа, Анатолия. Хриплый от сигарет, но сейчас — до смешного самодовольный. — Она без меня и шагу не ступит. Ты же знаешь, Дианка… «Дианка»? Он всегда называл меня так, когда хотел польстить или что-то попросить...

Тишина была такая густая, что ее можно было резать ножом и подавать как основное блюдо. Семейный совет. Звучит помпезно, а на деле — три моих палача в сборе: бывший муж Игорь, его мать, «Ее Величество» Лидия Петровна, и мой старший, двадцатилетний сын, которого они, видимо, привели для пущей убедительности. Я сидела на любимом кресле, в котором за 15 лет перечитала, наверное, сотню книг — и впервые чувствовала себя не хозяйкой, а обвиняемой на собственном суде. — Диана, — начал Игорь, с важностью, будто он не продавец в автосалоне, а минимум судья Верховного суда...