«Гадкий утенок»

До того, как её назовут «голосом поколения», она была просто девочкой из маленького американского городка. Хрупкой. Настороженной. С огромными глазами и голосом, который казался слишком взрослым для маленького тела. Дом, где она росла, был полон тишины — той, что наступает после крика. Той, которую можно потрогать руками. Отец — военный, вспыльчивый, жестокий. Человек, у которого в одном дыхании могли быть и приказ, и удар. Мать — женщина, которая научилась выживать, пока маленькая Кристина училась не шуметь...

Она родилась на Барбадосе — в доме, где пахло ромом, солью и тревогой. Её отец был зависим от алкоголя и наркотиков, и Рианна с детства видела, как любовь может быть разрушительной. Ей приходилось прятать младших братьев, когда дома начинались ссоры. Музыка стала её укрытием. Петь — значило дышать. «Я просто хотела, чтобы хоть что-то в этом мире было под моим контролем», — скажет она потом. Когда в 15 лет она встретила продюсера из США, у неё был один чемодан и мечта, которая казалась слишком большой для острова...

Иногда кажется, что у красивых женщин не бывает ран. Но за каждой улыбкой, от которой мир замирает, — когда-то стояли слёзы. Так было и с Ханде Эрчел. ⸻ Девочка, которая росла в тени Она родилась в небольшом турецком городе. Обычная девочка из обычной семьи. Без связей, без денег, без громких фамилий. Мама, Айлин Эрчел, умерла в 2019 году от онкологии. Но ещё раньше, в детстве, Ханде уже знала, что значит — чувствовать себя «не такой». В школе над ней подшучивали, называли «простушкой». Она была застенчива, закрыта, болезненно воспринимала критику...

Когда-то её звали Стефани Джоанн Анджелина Джерманотта. Девочка с необычной внешностью, с итальянскими корнями, со странными идеями и громким смехом. В католической школе она выделялась — и за это её не любили. Она была «слишком»: слишком артистична, слишком эмоциональна, слишком живая. «Я была просто девочкой, которая мечтала быть понята», — скажет потом Леди Гага. Её дразнили, отталкивали, смеялись над тем, как она одевается и как думает. Но именно там, в этой детской боли, начала формироваться её внутренняя броня — не холодная, а творческая...