Шорох золотой

Это осенью было не помню какого года... Никуда в эту пору лучше не возвращаться. Это время для разных событий иного рода, если ты лет на тридцать старше, чем был в семнадцать. Это время горячего чая и Нино Рота, время тёплой пижамы, скверных причуд артроза, толстых книг с казеиновым запахом переплёта, полусонного секса в самых ленивых позах. А туда, где забор кое-как...

Когда придёшь? Тут всё скрывает дождь, а я скрываю дождь за шторами в цветочек. Дождиный перестук строчит про всё вокруг, но слишком многобукв и очень многоточек. Когда придёшь, звони мелодию дождя – его тревожный SOS, под ложечкой сосущий. Мы будем тут одни – и ты один, и я, по правде и всерьёз, так проще и так лучше. Когда бы я вросла в тебя – и в плоть, и в кость, и в шкафчики твои, и в полочки, и в будни, ну как бы я...

Вдыхай октябрь, пока он не истлел, пока застряло время в пограничье, пока деревья голые антично прикрыли срам единственным листком. Туман оставит в памяти пробел. Его дожди заполнят и синички, лесок и чисто поле за леском. Копи, копи, пока не поздно, впрок для всех своих финалов и агоний вот этот припозднившийся цветок, покорность трав, не знающих обид...

Найду у времени стоп-кран и выйду на просёлке, пока состав стоит, застряв на грани октября. Задребезжит пустой стакан, и тётка с верхней полки щекасто свесится, меня спросонья костеря. А тут – свобода. Рыжий лес в тумане по колено. Ещё теплынь – «ти-плынь-ти-плынь» щебечут все подряд. На небе солнечный надрез, шуршит река по венам: ни дна, ни сна, несёт листву в престольный Китеж-град – на купола, колокола, на медные монеты мастеровым, купцам, юнцам, блаженным старикам...

А сны хмельны. Слегка переберёшь – и видишь мир в сомнительной расцветке... Как паутина, тишина на ветке. В ней дождь. Рассвет по окнам розовым вьюнком ползёт в просветы между облаками. Моргнёшь, потянешь руку за цветком – он бабочкой уснёт в оконной раме. Теперь – скучать, гонять веретено бесцветных дней по выскобленным доскам... Ты знаешь, межсезонье пахнет воском. Так сладко пахнет... Только всё равно (смотри,...

Давай проспим к чертям собачьим весь этот грёбаный ноябрь... А дед сейчас ещё на даче коптит безжизненную хмарь. Моя душа на грани фола, она уже едва жива. А он выходит полуголым колоть дрова. Ему за восемьдесят, деду. Он мизантроп, дикарь, вещун...