Осколки

Воздух под куполом вечного щита был подобен застывшему стеклу — прозрачному, хрупкому и обманчиво спокойному. Но за его пределами мир сходил с ума. Земля содрогалась в предсмертных судорогах, а небо почернело от демонической скверны, затмившей солнце. И в центре этого ада, прорубая себе путь сквозь орды своих же порождений, двигался он. Малак. Он не шел — он плыл, не касаясь земли, оставляя за собой выжженный след, где даже багровая порча затихала, склоняясь перед своим источником. Его форма, некогда...

Воздух в поместье Вейнара был стерильным, как всегда, но теперь в этой стерильности висело новое напряжение. Эльта стояла в центре своей обсерватории, но ее взгляд был обращен не на звездные карты или схемы. Ее сознание, пронизывающее поместье невидимой паутиной, уловило нечто новое. Не всплеск маны. Не зов силы. Она почувствовала боль. И не только ее. Сквозь всеобщий страх пробивалось что-то иное. Что-то твердое и теплое. Ее сознание, скользя по полю боя, наткнулось на источник не ярости и не отчаяния, а...

Воздух в подземном зале был тяжелым и спертым, пахшим вековой пылью, сухим камнем и той особенной, сладковатой гнилью, что исходит от тел, давно отказавшихся от жизни, но не могущих обрести покой. Это не была лаборатория; это был склеп, святилище, где на каменных полках лежали свитки, испещренные почерком, которому были сотни лет. Каин стоял перед ними, его неподвижная фигура казалась частью каменной кладки. Тишину нарушал лишь сухой шелест пергамента под его пальцами и прерывистое, хриплое дыхание у входа...

Тишина в ее покоях была не отсутствием звука, а самостоятельной, давящей субстанцией. Она впитывала в себя малейшие вибрации жизни, как прокаленный песок впитывает воду, оставляя после себя лишь сухой, стерильный прах. Эльта лежала в центре этой тишины, распластавшись на ледяном мраморе пола, и чувствовала, как тяжесть собственного бессилия вдавливает ее в камень. Это был не метафорический груз, а физическое ощущение — свинцовая плита, приваленная к груди, не давая вздохнуть полной грудью. Воздух, лишенный запаха, вкуса и влаги, был похож на газ в гробу...

Амбар был утробой, слепленной из гниющего дерева и отчаяния. Воздух внутри висел неподвижной, удушающей пеленой, насыщенной вековой пылью, кислым запахом перебродившего зерна и острым, животным смрадом пота. Багровые лучи, пробивавшиеся сквозь щели в стенах, не освещали пространство, а лишь подчеркивали его убогость, ложась на пол рваными, кровавыми пятнами. Каждая половица, каждая балка, пропитанная столетиями чужого страха, словно впитывала теперь их собственный, свежий ужас, становясь соучастником их заточения...

Лунный свет над руинами древнего форта был стерильно-холодным, словно сама ночь вымерла. Он не озарял, а лишь обнажал мертвенную бледность каменных стен и застывшие фигуры на зубчатых стенах. Воздух был пуст — слишком пуст, лишен запахов жизни: дыма костров, пота, теплой крови. Лишь пыль веков да настойчивый, растущий смрад багровой порчи, плывущий с юга. Каин стоял на самой высокой точке, его черный плащ не шелохнулся. Под маской аристократичного спокойствия клокотал голод. Древний, точильный, становящийся с каждым днем все нестерпимее...