Рассказы про любовь

Я помню этот день до мельчайших подробностей. Лариса заявила, что устроилась на новую работу в строительную фирму "Альфа-Строй". Радовалась как ребенок, глаза горели. — Петя, представляешь, зарплата в два раза больше! — крутилась по кухне, словно юла. — Офис в центре, коллектив приличный... Я кивал, мыл посуду после ужина. Тогда еще не знял, что это начало конца. Первые недели Лариса приходила домой поздно. Объясняла завалами на работе, новыми проектами. Я верил. Дурак. — Егор Владимирович такой требовательный, — говорила она, поправляя волосы перед зеркалом...

Букет увял за три дня. Аня смотрела на поникшие розовые головки и не понимала, почему это так важно. Почему именно сейчас, когда за окном моросил октябрьский дождь, а в доме пахло борщом и свежим хлебом, эти цветы казались приговором всему, что строилось двадцать лет. — Красивые были, — произнесла она вслух, словно проверяя, как звучит ее голос в пустой кухне. Вова должен был вернуться с работы через час. Лёша — позвонить после шести. Между этими двумя временными точками умещалась вся ее жизнь, которая...

Рынок гудел, как растревоженный улей. Запах свежей зелени мешался с терпким духом рыбы и сладковатым ароматом спелых персиков. Я стоял у прилавка с картошкой, сжимая в руках холщовую сумку, когда её голос — резкий, как удар хлыста, — разорвал гомон толпы. — Да ты что, совсем охамела?! Это что за цены, а? — кричала она, моя Нина, тыча пальцем в молоденькую продавщицу, чьё лицо уже пылало от стыда. — Думаешь, я тут лохушка, буду твои огурцы по цене трюфелей брать? Продавщица, худенькая, с косичкой, нервно теребила фартук, но в глазах её мелькнула искра...

Я стою у кофе-машины в офисе, а она, зараза, опять жужжит, как старый холодильник, и плюется кипятком. Вадим, 35 лет, холост, лицо — хоть на обложку журнала, говорят. Только мне от этого не легче. Чашка в руке горячая, пальцы ноют, а за спиной уже слышу шаги — легкие, быстрые, с цоканьем каблуков. Это Светка из бухгалтерии. Опять. — Вади-им, — тянет она, как будто конфету на языке катает. — Ты сегодня в синем пиджаке, да? Прямо как из кино. Слушай, а ты вечером свободен? Я поворачиваюсь, стараюсь улыбнуться, но выходит криво, как будто лимон пожевал...

Я влетел в кафе, опоздав на десять минут. Яна уже сидела у окна, в углу, где свет из витрины падал на её волосы, делая их похожими на жидкий мёд. Она листала телефон, но, увидев меня, улыбнулась — так, что внутри всё сжалось. Я плюхнулся на стул, бросил рюкзак на пол. — Извини, пробки, — выдохнул я, стягивая куртку. — Ты как, нормально? — Нормально, Антон, — она отложила телефон, подалась чуть ближе. — Заказала уже латте. Будешь что-то? Её голос — мягкий, с лёгкой хрипотцой, как будто она только проснулась...

— Полина, ты чего застыла? — голос Кости, моего брата, резанул тишину кухни, как нож по стеклу. Он стоял в дверях, небритый, в старой футболке, с кружкой кофе в руках. Я даже не обернулась — пальцы мёртвой хваткой сжимали телефон, а за окном моросил дождь, мелкий, противный, будто небо решило поплакать за меня. — Олег... он... — слова застряли в горле, комком мокрой ваты. Я швырнула телефон на стол — экран мигнул и погас. — Свадьбы не будет. Костя замер, кофе так и не донёс до рта. Его брови поползли вверх, а потом он выдохнул, резко, почти с присвистом: — Ты шутишь, что ли? Это ж Олег! Он же...