Песенка про любовь

Я поухмылялась про себя и отправилась искать место, откуда можно было бы видеть другие выступления. Суворин вопил мне вслед, что не надо этого делать, вот только из двух зол, одним из которых был он сам, я решила выбрать меньшее. В общем, у всех мозги сработали так же как у меня, все делали вещи контрастные в сравнении с прошлогодним фурором филологинь. Мне понравились математики. Не мудрствуя лукаво, они соорудили патриотический постановочный номер. Вальс «В лесу прифронтовом». Массовка. Одна работающая пара. И соответствующие декорации. У меня над ухом задышали. Я покосилась через плечо. - Ну как? – спросил Шнайдер...

В тот самый день я вдруг увидела, что пришла весна. Вернее, я давно уже знала, что наступил май, и по погоде меняла свои одёжки. Но увидела я весну именно в тот день. С утра у нас была защита нашей научной работы. Наша группа собралась в лекционном зале. Все были принаряженные и торжественные. Ромка почему-то очень нервничал, гораздо сильнее, чем мы трое. Лариса сияла. Накануне они с Сувориным оттащили заявление в ЗАГС, и теперь на личике её было написано, что жизнь удалась. В зале было полным полно учёного народа, наших сторонников и оппонентов. Причём это были люди не только из нашего университета, а, похоже, со всей страны, исследователи и практики...

В школе у меня был единственный ориентир, не дававший мне свихнуться. Желчный Змеев поинтересовался моими успехами, причём прилюдно на семинаре. Он поднял меня с места и устроил допрос по всему курсу. Сначала я, как обычно, растерялась, но когда поняла, что вопросы он мне задаёт из не рассматривавшихся ещё тем, пришла в ярость, и слова из меня полились неудержимым фонтаном. Народ от души развлёкся, выслушивая мои злобные ответы и ехидные комментарии Чингачгука. А на перемене, когда Лариска подвалила ко мне с какими-то извинениями, я кинулась на неё и чуть не искусала. - Ты ведёшь себя, - процедила...

Примерно через неделю Сергей сказал, что ему нужно уехать. Я не стала спрашивать, куда и надолго ли. Бесполезно это было. Он мог часами рассуждать со мной на предмет особенностей какой-нибудь национальной кухни или объяснять, чем ему так нравится французское кино. Ещё он обожал задать мне какой-нибудь вопрос из области общей биологии и слушать, как я распинаюсь, ничего не понимая и в том-то и испытывая весь кайф. Вот только о своей работе он не говорил никогда. Из старенького своего компьютера он сотворил жуткого монстра, до которого даже дотронуться было страшно. Иногда мне казалось, что машина...

Когда занятия закончились, и я собралась домой, позвонила мама. Она с нажимом сказала, что хотела бы меня увидеть прямо сейчас. Я пообещала, что приеду. Всю дорогу переживала, думала, что скажу, когда она меня начнёт расспрашивать о моих отношениях с мальчишками. Вот только я совсем не знала, оказывается, свою маму. Как только я появилась, она сообщила, что Лидия наша застряла в каком-то присутственном месте, где оформляют то ли пенсионные бумаги, то ли прописку какую-то, и мама едет туда. Лидия – человек немолодой, мало ли что. Мне предписывалось накормить Егора и занять его чем-нибудь. - Гулять нельзя! – сказала мама...

В университете все стенды с объявлялками были забиты расписными плакатами. Школа моя уже готовилась к «Студенческой весне». Две обязательные декады на раскачку у меня в этом семестре украли. Это казалось тем более обидным, что курс был последний. Будущий год – это диплом, непрерывная суета, поиски работы, традиционное распределение для бюджетников и прочие радости качественного перехода. На втором этаже митинговала какая-то толпа. Я удивилась. Народ там кучковался всё больше молодой и совсем незнакомый. Я высмотрела двух ботаников, с которыми встречалась в общаге и окликнула их. Парни потешались над действием и охотно просветили меня...