Злодеяния и лиходейства

“Чей конь - того и деньги”, - мерекали* на Руси, и ясно дело: особливо разумели то конокрады. Кумекали они, что худой тот вор, кто окрест себя огребает. Стало быть, комоней* утуривали* всё боле бродячьи цыганы. А барышник, кто промышлял куплей и продажей покраденых лошадей, творил своё лихое действо на свой хитрый пошиб*. Такому барышнику цыганы приводили комоней, угнанных издалече. А на замен получали от него тех, кого прибрали по соседству. Частехонько конокрады бедокурят на базарах да ярманках...

На Руси баили: плут обувшись в рот влезет. А коли влезет, то уж пеняй на себя, что так широко рот открыл. “Ежели у тебя растратили что, то, значит, ты сам виноват. Не доверяй кому не след, тут и винить некого”, - так говаривали дошлые* мужички с ростовской стороны Ярославской губернии. Сноровистый малый завсегда заприметит среди обочных* того, кто не прочь по чужим закромам погулять. Поелику тут и жалобиться негоже. Бывальцы* доверяют только свойскому и благонадейному человеку, то бишь обман посредь односельцев случается испоредка* и ежели что - кончается бранью, не боле...

“Спичка - невеличка, да огонь - великан” - толковала Русь посельская в стародавнюю пору. А ещё гутарила: “пожарному делу учиться – вперёд пригодится”. И не без умысла. Почасту в деревеньках пожоги случались злонамеренные. Как вставала стеной тяжба лютая промеж самонравцев неуломных, аль обида какая ядом сердце чьё-то захлёстывала, так лукавый и спутывал народ немощный. Возьмёт душа на себя грех да подпалит лесную заимку, сарайчик, поленницу иль сенцо забидчика. Цельную избу по злобе пожечь - оно вестимо* последнее дело...

Вестимо, лес по топору плачет, обаче* не во всяку чащобу прадеды наши шли рубить дерева. Кажинный домохозяин знавал, что чинить порубку в господских казённых дачах - в том греха не наблюдается. Собрать там валежнику али лыка надрать - в сём злодейства никакого не видали. Знамо дело, оно чужое добро, одначе убытка-то никакого живой душе, почитай, не предвидится, покуда в казне Российской лесов в переизбытке - тьма тьмущая. Да и неужто казна али помещик какой лес растил? Ан нет. Лес - Божье благотворение...

Как баили* наши седые прадеды: “воровство - последнее ремесло”. На старой среднерусской посельщине татьба* в обычае чинилась более по нужде аль по соблазну. В иных краях о разбойниках, для кого лихое дело - ремесло, и слыхом не слыхивали. То бишь покражи да грабежи в деревнях бывали нечастой случайностью. Как водится к татьбе падки по своему малоумию детишки да подростыши. Ежели оные вершат сие по первому разу, то и наказанье не шибко сурово. Но егда кто из взростных* сорвёт яблоко с чужой яблони або* моркву с соседского овощника* да угостит оным дитятку, сие за воровство не почитается...

Вестимо* дело: сила закон ломит, а сам себе по грехам никто не судья. Вот и прадеды наши правды искали у силы. А у правды и силы на русской посельщине один исток - Божий, тот, что строго наказан от седых прародителей. Там-то и сила - инамо* никак. Поелику всякому правдорубцу со свойской тяжбой одна тропина за правдой - на суд старших. А в русской деревеньке суд дозволен был семейный, али мирской при старосте. В семье большак-сила* всё порешал - за ним бывал голос первый да последний. А ежели до старосты...