Я жила как надо, теперь хочу по-своему

Так говорил мой муж, пока сам не отправился в бой за дешёвой колбасой, акционным маслом и «нормальные» мясом. Вернулся домой с синяком, порванным рукавом и одним главным открытием про семейный бюджет. Скажу сразу: я жила не с мужем, а с калькулятором в штанах. Имя калькулятора - Николай, шестьдесят семь лет, бывший инженер. Пенсия у него — как боевой орден: держит двумя руками и никому, кроме государства, показывать не хочет. Мне же раз в неделю выдавал «премию за проживание» — строго определённую сумму, как будто я у него в подчинённых числюсь, а не жена сорок лет в стаже...

Она приехала с чемоданом из Парижа и сразу потребовала сливки — строго 32%. А через пару дней стало ясно: тут дело не в них. Я увидел её чемодан ещё из окна кухни. Светлана Ивановна, моя соседка по площадке, обычно возвращалась из магазина с двумя одинаковыми серыми пакетами: хлеб, кефир, сардины по акции. А тут — чемодан на колёсиках, с наклейками «Paris», «Lyon», какой-то облезлый Эйфелев столбик в красно-синих цветах. За чемоданом — сама Светлана Ивановна, растерянная, взмыленная. И рядом с ней...

Я всего-то хотел понять, почему жена говорит «меня к тебе не тянет». В результате оказался с чемоданом на море и списком из десяти блюд, после которых спать в отпуске уже было некогда. Всё началось с фразы, после которой я понял: спокойной старости не будет. – Саша, – сказала Лена, ставя кружку чая так, будто сейчас будет приговор, – мне надо к сексологу. Я, напомню, врач с двадцатилетним стажем. Не сексолог, правда, обычный терапевт. Но гордость профессиональная есть. – А что, – осторожно уточнил я, – твой домашний консультант по всем болячкам уже не котируется? Лена вздохнула...

— И после этого ты правда думаешь, что я без тебя пропаду? — А как же, — он пожал плечами. — Кому ты нужна одна. Возраст, пенсия. Барнаул — город маленький. — А совесть у тебя какого размера, Коль? — Не заводись. Давай сделаем вид, что ничего не было. Подумаешь, побывал у свингеров. Забыли — и поехали дальше. Я молча открыла шкаф, достала с верхней полки наш старый фотоальбом. Обложка тёплая, потрескавшийся дермантин пахнет пылью и клеем. Положила перед ним. — Это мы, — говорю. — Видишь? — Вижу. И что? — Вот здесь я молодая — выпускной у девятиклассников, ты с гитарой в актовом зале...

— Куда тебе? Ты кто вообще такая? — Пенсионерка. С полным стажем и своим выбором. — Откройте калитку, это моя дача. — Уже не ваша. ДКП № 17/24 от второго августа. — парень у будки щёлкнул турникет, как на проходной. — Въезд только новым владельцам. — Каким ещё новым? — Нам. — рядом вышла женщина в жилетке, на бейджике «СНТ “Урожай-3”». — Документы вот. Убирайте машину, у нас разгрузка. Я глянула на зелёный штамп в ксероксе и на свой ключ, который вдруг стал чужим металлом в ладони. Внутри, в теплице, висели мои резиновые перчатки — левая с порезом, я её латала ниткой...

— Я же выбирал лучший. — Для кого? Я торт даже не ела. Когда он поставил на табурет огромную коробку и протянул мне нож для упаковки, я ещё не знала про договор. Я только видела: пульт уже лежит у него в ладони, как новый орден. На столе — список гостей, крошки, пустая коробка от торта, в вазе нож для сервировки, пахнет шампанским и макаронами по-флотски. Юбилей — его. День — мой. И весь наш Рязань влез бы в этот пульт: нажал — и всё подчиняется. — Режь, — торопит. — Там гарантийный талон, чек...