Равнодушие звёзд

Горячка боя, кажется, начала отпускать, нервное напряжение постепенно спадало. Мы шли в неизвестность, не давая себе передышки, но это было лучше, чем остановиться и со всей ясностью осознать полную отчаянность нашего положения. По сути, мы были похоронены заживо: и наружу никак не выйти, и здесь особо не заживёшься — запас кислорода в скафандрах, знаете ли, не бесконечен... Хорошо хоть шлемы можно переключить в режим очистки воздуха, использовать как противогазы. Первым об этом вспомнил, конечно же, Барб, и мы переключились на фильтрацию...

Ещё один вопрос: почему на «Фуриях» не предусмотрено защитного поля помощнее? Ну или, ладно, — двигателей пооборотистей? Ну почему?! Это же разведывательный челнок — он должен быть, пусть не суперзащищённым, но юрким!.. — Все живы? — голос Барба прорвался сквозь треск и шум. — Нормально, — отозвался я. — Целы, — хором доложили братья Заесто с некоторой задержкой. — Какое интересное и динамичное задание, — пробурчал я, отстёгиваясь от кресла. Малость отдышавшись, мы направились проверять последствия аварии...

Барб вышел из каюты коммандера. Я уже видел эту его манеру: коротко стукнуть кулаком по бедру — что-то вроде ритуала перед особенно важными заданиями. — Долетаем, фотографируем, возвращаемся, — сообщил он мне, бросив взгляд поверх панели управления. — Участок, правда, опасный, но без фанатизма. Защитное поле на максимум и готовность к манёврам. — Угу, как всегда ничего сложного, — ответил я, не глядя на него. — Только мы почему-то летим туда, куда даже дроны не пролезли. Барб пожал плечами: — Ну дак...

— Наверняка ведь взгреет, а? — говорю я Барбу. — Тю, — отвечает он мне, — в первый раз что ли? — Так приятного ж всё равно мало. Сержант пожимает плечами. Незаметно как-то до командирской каюты дошли. Да и идти-то тут — пара шагов. Стоим, мнёмся перед входом. — Ну чё, — говорю, — жми, что ли, кнопарь? Но тут оживает громкая связь: — Где вас черти носят?! Входите уже! И, смотрю, Барб пальцем у виска крутит — мол: «Дурак, тут же всё прослушивается». Кривлюсь в ответ — типа: «Да знаю я! Но вот что-то как-то…»...

— Чё, земеля, кажись, попали мы с тобой? — Да уж, попали, — согласился я. Не согласиться было бы трудно: киборги на обслуживании биоотстойников неожиданно «взбунтовались», и «круговорот дepьмa» — этот стержень, эта основа жизнедеятельности станции — дал сбой. Да ещё и в наше дежурство! — Лан, фигня, не дрейфь, ефрейтор! — видя мою кислую рожу, усмехается Барб. — Космонавт-сантехник — это звучит гордо! Ржёт. Ему смешно — он-то специалист по биоэлектронным мозгам, ему обслугу отлавливать и вправлять ей эти самые мозги...

Орбита Земли. Станция наблюдения и поддержки «Аврора». Орбитальная станция имени утренней зари. Зари, ага. Утренней. Какая ирония! В бытность мою молодым и зелёным туда переводили провинившихся, проштрафившихся и вообще большинство «особо везучих» бойцов от космонавтики. Латанное-перелатанное корыто, болтающееся над лежащей в снегах и радиоактивных отходах старушкой-Землёй, требовало постоянного присмотра и ухода. И почему бы этим присмотром не заняться гражданам-распи… э-э-э, распределенным, в общем-то,...