Рассеянные рассказы – 18

Настя привалилась спиной к перегородке, согнув ногу, упёрлась в нее.  Она торговала. Прохладным весенним днем стояла за рыночным прилавком в ожидании покупателей. Торговля сегодня шла плохо, а значит и зарплата будет ниже. – О-ох! Знала б, осталась бы дома с Люськой. Нече и идти было, – за соседним прилавком стояла Галина, женщина лет средних, разведённая мать двоих детей.  – Как Люська-то? – интересовалась Настя. Пятилетняя дочка Галины частенько бывала тут, на рынке, с матерью, но в последние дни болела...

– Какие-какие шубы? Норковые? А ... Она честно призналась, что контингент у них не тот – не платежеспособный. Раиса Михайловна – бессменный директор сельского клуба, отдала работе, как говорила она сама, "всё свое девичество". За годы работы было всё: она перестраивала и ремонтировала здание, меняла мебель, шила "одежду" сцены и даже однажды собственноручно копала оттоки из выгребной ямы клубного туалета. Она помнила партсобрания и заседания товарищеских судов тогда, когда в клубе ещё топили печь...

– Так, слушай внимательно, Женя. Котлеты я развернула, чтоб не в фольге. Вечером Богдан должен позвонить тете Лене, у них юбилей, напоминаю. Тимошкины колготки принесла, постираны все, в шкаф положила. Ну уж, найдешь. Что-то не поняла, куда там и класть. Порядка нет... Ты едешь? – Еду... – Тимошку не забудь забрать. – Какого Тимошку? – Женя! – в голосе свекрови раздражение. – Не забуду... – Шкафчик проверь, там две рубашки, надевал-не надевал вторую. Проверь обязательно. – Проверю... За окном троллейбуса – утренняя Кострома...

Часть 1/2 – Как вы там? С отцом-то? Едите чего?  Мишка опустил карие глаза, стесняясь этих разговоров, а Аля подумала, что зря она спросила, сейчас сын уйдет. – Еди-им. Суп гороховый вот сегодня, кисель там... – ответил Мишка и поднялся со скамьи, собрался уходить.  – Ну, и хорошо! – преувеличенно бодро ответила Альбина и тоже поднялась, – Беги уж, спать пойду. Устала я сегодня что-то. Скажи там отцу, пусть Витьку пострижет. – Так на днях постриг. – Ааа... Ладно тогда. Ступай... Сказала специально, чтоб легче было тринадцатилетнему сыну от нее уйти...

Валентина почти бежала по деревенской вечерней расхлябанной улице. В руках – свёрток. Яйца, блинчики...  Волосы выбились из-под пухового старого платка, она спешила и ругала на чем свет стоит сватью Зойку.  Это ж надо – Клавка приехала ещё утром, а она ей сказала об этом только сейчас, уж к ночи. Вот гадина!  Знать бы – мяска б потушила, пирогов поставила б. А теперь вот собрала, что было. – Здорово, Кузьминична, – поклонилась в двери, – Вот, – протянула свёрток, – Блинчики тут, а тута яички свежие...

– Здорово, Галина. Ну, чё? Перебирается Ксюха-то к тебе? – Да-а, завтра жду. Собирается, выдохлося вся, говорит... С дитём же. – Вот ведь. Недавно и вышла-то ... – Ну, хватит уж вздыхать! – Галина глянула с обидой,– Как вышла так и зашла. Чай уж все косточки с Нинкой объели девчонке! – Чё это? Чё ты говоришь -то? Кто это объел? На глазах у нас выросла, чай.  У просёлочной дороги, возле укатанного асфальтового шоссе, за старыми высокими тополями светлела протоптанная широкая тропинка перед домами...