Химия.

Когда что-то заканчивается - приходит время обдумать. Молча посидеть с сигаретой на балконе или пустой кухне. Походить из стороны в сторону по комнате. Посидеть в полной тишине. За довольно небольшой срок я сменил много работ. Не только в здравоохранении. Что мне это дало? Я работал в неврологическом отделении, где запах мочи и кала был естественным, буквально въевшимся в стены и потолок, в мебель. Менял постельное бельё и пытался разгадать что мне пытается сказать пациент с моторной афазией. Это когда человек в отчаянье пытается тебе что-то сообщить, но с губ срывается только откровенная чушь...

Я глубоко убеждён в том что единственное чувство, которое ни в коем случае не должен испытывать на работе медик - одиночество. Можно негодовать, злиться, обижаться, грустить и отчаиваться вплоть до слёз. Естественно в допустимых пределах. Но самое страшное это чувствовать себя одиноким. Какой бы специальности не был человек в белом халате - он в большей или меньшей степени встречается с худшими явлениями человеческого бытия. Кровь, смерть, отчаянье, непонимание, агрессия, злоба. Всё это часть нашей работы. И пережёвывать негатив наедине с собой грозит самыми страшными последствиями. Даже медбрат В...

Свет горел только в прихожей. Какая-то неведомая сила, уже которое утро, заставляла меня сидеть и рассматривать настенные часы, считая минуты. Длинная стрелка неуверенно, как-будто с усилием, поднималась с тридцати до пятидесяти секунд, на миг замирала и падала снова до тридцати. Так было уже давно и никто не придавал значения каким-то сломанным часам на стене. Кроме меня. Три таких попытки подняться - минута. Пятнадцать - надо выходить в зябкое осеннее утро, чтобы с каждым шагом всё сильнее ощущать щемящую тоску. Внезапно заметил что, сидя на стуле посреди тёмной комнаты, раскачиваюсь вперёд-назад...

Хоспис представлял из себя трёхэтажное рыжеватое здание, бывший инфекционный корпус какой-то из детских больниц. Смутно припоминал что, в самом начале работы на скорой помощи, летом между третьим и четвёртым курсом, мы госпитализировали сюда ребёнка. С чем - не помню. Во дворе было разбито некое подобие сквера со скамейками и фонтаном посередине, который украшала фигура птицы. На всей остальной территории, скрытые густой зеленью, темнели заброшенные кирпичные корпуса. Однажды, в свой выходной, я решил погулять по ним. Заброшенные здания всегда вызывали у меня какой-то иррациональный страх, но всё же неведомой силой тянули к себе...

Не выношу жару. Ярко-голубое небо без единого облака сливается с ослепляющим и мягким асфальтом. Тень не спасает. Лишь даёт отдых глазам. Липкая духота обволакивает полностью. Если от мороза можно спрятаться в помещении, жара преследует тебя везде. К моей радости, в конце августа осень всё же решила не задерживаться и всё вокруг начало становится тусклее, медленней и свежее. Густая зелень вокруг кирпичного корпуса стала редеть, а небольшой газон около входа по утрам был приятно сырым и прохладным. Вместе с врачом мы сидели в его кабинете и, как могли, потому что до этого не приходилось, заполняли "акт о нежелательных эффектах" препарата...

Кривой прямоугольник света с тенью оконной рамы медленно полз по полу. Совершенно никому не нужный, но обязательный журнал манипуляций заполнялся с трудом. Сколько, когда, чего и кому, на каком количестве растворителя, с указанием процентов и миллилитров. Долго, нудно. Время от времени пальцы начинает сводить и надо сделать передышку. Судя по отсутствию в журнале каких либо печатей и подписей руководства - всё это творчество было никому не нужно и проверке не подлежало. Как-то раз, во время очередного...